- Не трогай его, - не выдержав, тихо попросил Сильфарин. – Зачем он тебе? Отпусти.
- Отпустить? Ты, видно, совсем плохо знаешь и меня, и Ганнуса: нам чуждо чувство жалости и справедливости. А истинное наслаждение доставляют страдания живых земных тварей… Вот истинный облик той стороны, где вырос твой Рагхан! А впрочем… - Колдун приблизился к Сильфарину. – Если покажешь мне свою душу, сын Рунна, я отпущу несчастного свона.
- Думаешь, я буду верить тебе, исчадию ада?
- А у тебя есть выход, мальчик? – Голос был холоднее льда. – Считай великой милостью с моей стороны то, что твой друг до сих пор еще жив, и не зли меня.
Последним усилием воли Сильфарин заставил свой голос звучать как можно тверже:
- Сначала отпусти его, а уж потом посмотришь мне в душу, я-то все равно убежать не успею, раз уж ты так… могуч.
Норах дернулся, побледнев от ужаса.
- Это глупо, Сильфарин! В душу… нет,… тебе нельзя! Это может быть опасно! Великие…
- Молчать! – рявкнул на него Эйнлиэт, и бедняга скорчился от новой боли. – Ты всего лишь…
- Ну так что? – перебил сын Рунна. – Отпусти! Я ведь тоже кое-что да могу…
На это Эйнлиэт опять взорвался хохотом, но Нораха отпустил, и свон без сил повалился на пол. Сильфарин не сводил взгляда с друга, но едва тот приподнял голову, ледяная рука демона схватила молодого человека за подбородок, и ставшие вдруг совсем светлыми глаза впились жадным, неистовым взором в душу…
В груди закопошилось колючее существо, чьи тонкие иглы как будто впивались в плоть; чьи-то пальцы потянулись к сердцу, вея могильным холодом, смертью и тленом, и Сильфарин стиснул зубы, изо всех сил стараясь противостоять этому напору, оттолкнуть руку… Но не выходило. Рука дотянулась, достала… и вцепилась когтями, как дикая кошка. Стремительная молния острой боли пробила все тело, заполонив чем-то раскаленным и жидким… Все нутро словно охватило безудержное, неукротимое полымя. Оно стало сразу всем, и грея, и губя; оно вытравляло зловещий озноб, повергало в прах крепкую стену между осязаемым миром и миром духов. Невидимое это пламя охватило всего Сильфарина, и ему показалось, что он сам обратился этим огнем…
С дьявольским криком Эйнлиэт отшатнулся от своей жертвы, и молодой человек упал, с голодной жадностью припав щекой к спасительной прохладе каменного пола.
- Нет!!! – продолжал кричать демон. – Нет, этого не может быть, не может! Ты заплатишь за это, светлый чинх! Вы оба – оба! – за это заплатите! Вы все…
В его голосе слышалась такая остервенелая ненависть, что Сильфарин поверил: «Он теперь убьет меня. Точно убьет – и не важно, что там ему приказал сам Ганнус». Убьет.
Но сил, чтобы подняться и встретить удар грудью, уже просто не было…
- Сильфарин! Вставай, сынок, вставай же! – Руки, обхватившие юношу за плечи, были горячими и такими приятными, слабыми, но дарящими силу и спокойствие…
- Палнас! – пронесся возглас ненависти под сводом грота. – Палнас Каллаонский!
Только тогда Сильфарин узнал голос спасителя – конечно же, Величайший! Но только на это и хватило ясности рассудка. В смутном забытьи молодой человек пробормотал:
- Норах… Помогите Нораху.
- Я говорю: вставай! Быстро!
Над берегом, словно гром, разразился мощный, чудесный, знакомый звук… Ржание! Лошадиное ржание. И только один, только один конь из всех, живущих на Амарисе, мог так.
- Тенкиун! – Радость сама поставила Сильфарина на ноги.
Вскочив, он увидел вороного. Посланник из Ханмара стоял прямо перед Эйнлиэтом, грозно потряхивая гривой, в которой полыхал золотой огонь. И демон подобно яростной, но осторожной пантере, шипел и скалил зубы, но не смел наброситься на могучего жеребца, а обратиться крылатой тварью не смог – удерживала сила Палнаса.
Дрожа от слабости, Великий отрывисто крикнул:
- Сильфарин, спасай свона! Скачите! Тенкиун!
Напрягая последние оставшиеся силы, сын Рунна приподнял тело Нораха над землей; тот открыл глаза и встретил взгляд товарища. Сипло проговорил:
- Я смогу сам… лететь.
- Уверен?
- Да. Садись на вороного.
- Но Эйнлиэт…
Норах сжал кулаки.
- Тебе не удастся убить его, ты же сам это понял! Мы все ошибались, малыш, все! Мы получили урок, и надо уходить, пока не поздно.
Видя колебания Сильфарина, свон с негодованием прорычал и, собрав в кулак силы и волю, подхватил молодого человека под руки и, быстро взлетев, усадил прямо на спину жеребца.
- Быстрее! – подгонял их Палнас.
Оглушительно заржав, Тенкиун поднялся на дыбы, и Сильфарин встретился глазами с Эйнлиэтом, готовым разорвать его на куски своей яростью… Но быстро отвернулся, опершись рукой на круп вороного.
- Величайший! А как же ты?
- Я и один продержусь. – В правдивость слов Палнаса в пещере не верил никто, включая его самого.
Тенкиун метнулся к Великому, Сильфарин протянул руку, ожидая, что другая рука – рука, спасшая его в этой битве - отзовется… Отозвалась. Вумиан оказался совсем легким, и юноша без труда подтянул его к себе, помог сесть…
Норах вылетел их пещеры. Сильфарин с Палнасом бежали, уносимые вороным Вардвана, а Эйнлиэт…
Он не бросился следом. Может быть, ослаб. А может, просто был в отчаянии от чего-то, что открылось ему в душе Сильфарина, что когда-то увидела и Сайибик.
Почему она так напугалась тогда, почему расстроилась?..
Из-за спины донесся страшный, леденящий душу и кровь вой:
- Ты обманул меня, Рагхан! Обманул! Ты не сын Ганнуса!
- Что это значило, Величайший? Я не понимаю! Что во мне отпугнуло Эйнлиэта? Почему он так рассвирепел? Почему… почему Рагхан – не сын Ганнуса, если все это время…
Они соскочили с Тенкиуна, остановившись прямо посреди поля, в стороне от лагеря, и Палнас без сил опустился на землю. Он до сих пор тяжело дышал и выглядел еще хуже Нораха. Свон держался молодцом, только опять зажимал свои раны и стискивал зубы до желваков на скулах.
- Дай ему прийти в себя, Сильфарин.
- Но я должен знать!
- Лучше не спрашивай, юноша! – холодно бросил Палнас, сверкнув глазами. – Не спрашивай, если не хочешь, чтобы я отвечал тебе резко. Тебе не понравится правда,… хотя, по мне, так стоит наконец-то рассказать тебе все, чтобы выбить из твоей головы излишнюю горячность и самонадеянность! – Великий скрестил руки на груди и громко выдохнул. – Но не сейчас…
Сильфарин с трудом подавил в себе звериный рык раздражения.
- Хорошо, тогда скажи: ты знал, что Альдер вернулся с Небесным Мечом?
- Я узнал это только тогда, когда Шагхара прилетел к нам и рассказал о случившемся с тобой и Норахом. В этот момент откуда ни возьмись появился Тенкиун, и я понял… Но у меня не было времени на раздумья. Я вскочил на вороного и поспешил к тебе.
