— Бассейн… — я поднялся на ноги. — Годгар считает, что воду использовали однажды, чтобы отразить нападение снизу. Почему бы и нам не сделать то же самое?
— Если со стороны фасов это просто любопытство, тогда мы только зря настроим их против себя. Оставим эту идею про запас. Давайте-ка получше рассмотрим водяную западню, — сказала Дагона.
Она вынула из костра горящую головню и поднесла ее к камням, закрывавшим брешь в стенке бассейна. Я убедился, что Годгар прав: раньше тут было пробито отверстие, чтобы дать выход воде, и заделан проем был не слишком основательно.
— Если ударить вот здесь и здесь, — сказал Годгар, — камни подадутся.
Мы снова подошли к плите. На этот раз под ней не было слышно никакого движения, но тревога, овладевшая мной, еще когда мы спустились с гор, усиливалась.
— А что если чем-нибудь как следует придавить плиту? — спросил Килан.
— Не знаю. У каждого свои возможности: у нас — в растительном мире, у кроганов — под водой, а фасы многое могут под землей. — Дагона подняла головню и посмотрела туда, где спали женщины и дети, — Надо быть начеку. Держись подальше от стоящих камней, они могут опрокинуться.
Годгар, сидя на корточках, по-прежнему держал руки на каменной плите. Когда Дагона вернулась к спящим, он неожиданно вскрикнул, и мы с Киланом тоже закричали: земля под нами зашевелилась, уходя из-под ног. Я ухватился за один из голубых камней, земля засыпала мне ноги. В лагере раздался грохот, треск, и я увидел, как по склону ползут и катятся камни.
Что-то рухнуло в костер, разбрасывая горящие головешки и искры. Слышались пронзительные крики. Я держался за камень, пытаясь нащупать ногами опору, но земля зыбилась и волновалась, как вода в озере кроганов.
Килан пытался воткнуть в движущуюся землю меч, чтобы подтянуться. Я последовал его примеру, надеясь продвинуться в сторону лагеря.
— Эй, сюда! — крикнул Годгар.
Его окружили, бешено атакуя, какие-то маленькие суетливые твари. Я взмахнул мечом и стал рубить наугад, чувствуя, как сталь кромсает чьи-то тела. Потом я увидел, что Годгар, споткнувшись, упал, и эти твари стремительно набросились на него; он отбивался, пытаясь подняться, а я наносил по ним удар за ударом, раскидывая их в разные стороны. Вокруг нас сверкали зловещие красные точки, и я понял, что это глаза, но какие лица могли быть у обладателей таких глаз, трудно было себе представить.
Годгар ухватился за меня, и я покалеченной рукой помог ему встать.
— Бассейн… надо пробить стенку… затопить их… — он, шатаясь, двинулся вперед и, дойдя до бассейна, распластался возле него, нащупывая камни, закрывающие пролом. Прокладывая себе путь через толпу маленьких визжащих тварей, я услышал резкий стук. Ноги и бедра саднило; на спину мне прыгнуло маленькое существо, пытаясь меня опрокинуть. Стряхнув его, я добрался до Годгара и стал ему помогать.
Мы работали в темноте, отбиваясь от мерзко пахнущих существ, вылезших из-под земли, и наконец, после удачного удара расшатали самый большой камень из преграждавших путь воде. Наружу вырвался бурлящий поток — я не ожидал, что в бассейне, где журчал маленький родник, таится такая сила.
Визг невидимых врагов перешел в вопль, словно воды они боялись больше, чем стали и огня. Пронзительно крича, они бросились врассыпную, а вода, прибывая и плескаясь вокруг, уже неслась с силой речного потока. Из бассейна устремлялось воды больше, чем когда-либо в нем помещалось.
Годгар закричал, пытаясь оттащить меня в сторону. Я оглянулся; светящийся голубой столб воды поднимался все выше и обрушивался вниз с нарастающей силой. Этот мощный фонтан не имел ничего общего со струйкой, которая не так давно журчала в бассейне.
Поток подхватывал маленьких косматых тварей, вертел их и нес к той дыре, откуда они, должно быть, явились. Разбушевавшаяся вода отыскала плиту Годгара, вернее, темную яму в земле, которая до этого была закрыта плитой, и устремилась в нее сокрушительным водопадом.
Спотыкаясь, мы с Годгаром отступали назад. Бурлящий поток отрезал нас от лагеря; шум воды заглушал все. Что-то, кружившее в водовороте, вцепилось мне в ногу, чуть не повалив меня. Я инстинктивно нанес удар, чтобы освободиться, но бедро уже пронзила жгучая боль, и у меня вырвался отчаянный крик.
Я не мог опираться на раненую ногу и привалился к одному из голубых камней, пытаясь на ощупь определить в темноте величину раны. Но рваная рана была настолько болезненной, что я не мог вытерпеть прикосновение собственных пальцев. Я из последних сил старался не упасть, рядом тяжело дышал Годгар, а вода все прибывала и прибывала из этого, казалось, неистощимого источника. На нашей стороне потока верещащих тварей уже не осталось, на противоположной же — снова вспыхнул костер и стали видны люди и блеск мечей. У самой воды неподвижно лежало какое-то существо — лицом вверх, устремив на меня невидящие глаза.
Я услышал крик Годгара, но не смог отозваться, боясь даже от небольшого усилия потерять сознание. Рана в бедре причиняла невыносимую боль.
Мертвое существо, лежавшее у воды, было маленьким и уродливым; его тощие, покрытые жесткими волосами конечности — подобие рук и ног — напоминали мохнатые корни. Тело, толстое и обрюзгшее, серовато-белое, бледнело у меня на глазах. Жесткие волосы покрывали его пучками — такого я еще никогда не видел ни у людей, ни у животных.
Шеи почти не было — голова, казалось, росла прямо из широких покатых плеч. Нижняя челюсть и маленький острый подбородок сильно выдавались вперед, вместо носа было небольшое возвышение с двумя отверстиями, глаза сидели неестественно глубоко. Одежды на этом существе не было, я мог бы принять его за зверя, если бы не чувствовал, что передо мной более, чем животное.
— Кто это? — спросил Годгар.
— Не знаю, — ответил я, понимая только, что это один из прислужников зла, вроде серых и расти.
— Смотри! — сказал Годгар. — Вода…
Столб воды, еще недавно такой высокий и мощный, теперь все уменьшался, а поток, отделявший нас от костра, становился все уже.
Я наблюдал за этим, не в силах даже обрадоваться, поскольку чувствовал, что вот-вот упаду и наверное больше не смогу подняться. А поток уже превращался в ручей, ручей — в тонкую струйку.
— Кемок! — кто-то у костра звал меня.
Я попытался ответить, но не смог. За меня отозвался Годгар, к нам устремились люди. Я упал на руки к Килану и провалился во мрак беспамятства, поглотившего боль.
Когда я очнулся, надо мной совещались Дагона и брат. С каким-то тупым безразличием я узнал, что укусы фасов — а напали на нас именно они — ядовиты и что Дагона своими травами может на время облегчить боль, но вылечить меня в таких условиях нельзя.
Я оказался не единственным раненым: были пострадавшие от падения камней и еще несколько укушенных фасами. Но мой случай был самым тяжелым и мог задержать нас в пути.
Килан сказал, что останется со мной, пока не пришлют помощь, но по глазам Дагоны я понял, что оставаться нам слишком рискованно. Пребывая в дремотном состоянии под воздействием ее снадобий, я не боялся ехать. Я знал: хотя, благодаря таинственному наводнению, фасам и пришлось отступить, вряд ли эта их вылазка будет последней, и быть отрезанными от Долины означало оказаться в ловушке.
— Привяжите меня к Шилу, — кое-как выговорил я, слыша свой голос как будто издалека. — Мы едем… иначе погибнем… надо ехать…
Дагона заглянула мне в глаза:
— Ты действительно этого хочешь, Кемок?
— Да.
На рассвете мы выехали; меня, как я и просил, привязали к Шилу. Дагона дала мне какие-то листья, велев их жевать. Кисловато-горький сок растения притуплял боль; она не исчезла совсем, но уже не причиняла невыносимых мучений.
Над нами по-прежнему нависали тяжелые грозовые тучи. Я ехал словно в полусне, видя окружающее то как в тумане, то совершенно отчетливо, а порой вовсе погружался в забытье.
Мы достигли реки, и тут я внезапно ощутил мысленный удар, такой сильный и враждебный, что задохнулся и едва удержал равновесие на спине у Шила. Рентан издал душераздирающий вопль и очертя голову ринулся вниз по крутому берегу — он был неуправляем. Позади слышались крики и топот копыт.
Словно спасаясь от погони, Шил бросился в реку Надо мной сомкнулась вода, я стал отчаянно биться, пытаясь сбросить путы, державшие меня на спине обезумевшего рентана, уходящего все глубже под воду.
Наконец веревки ослабли, я вырвался и вынырнул на поверхность, задыхаясь, ловя ртом воздух. Плавал я хорошо — меня учил плавать Откелл, сулькарец, изуродованный в морских сражениях, которого приставил к нам наш отец. Но раненая левая нога не слушалась. Все еще задыхаясь, я подплыл к выступающему из воды валуну и из последних сил ухватился за него. Весь туман улетучился у меня из головы, боль вернулась, лишая сил; меня вот-вот могло оторвать от камня течением.
