Костя оказался каким-то уж слишком чёрствым и до сих пор не прочувствовал полноту их вины в разыгравшейся в этом доме трагедии. Вернее, уверяла себя Варя, он не черствый, он недогадливый и до сих пор считает Анну и Богдана обычными людьми. К тому же, верит, что Анна жива. Она не возьмётся пересказывать ему слова Богдана. В них было слишком много личного. Это был крик о помощи. Вой, чтобы не слышать который, мало было просто заткнуть уши. Богдан был поблизости, но что-то удерживало его от возвращения в человеческое тело. Но что именно?
Варя сняла кастрюлю с огня и вынесла за порог в сугроб, чтобы быстрее остудить кашу. У большого Кости скоро спина отвалится таскать Костю маленького. Колготки, даже завязанные узлом, болтались на тонких ногах, и сын Богдана не смог бы даже ползать, потому Варя приказала Косте не спускать ребёнка с рук. Он болтался у него за спиной, то и дело норовя удрать, а когда Костя хватал его под коленки, мальчик кусал его за ухо. Наверное, больно, потому что Костя скрежетал зубами, а сейчас даже швырнул обидчика на пол.
— Неужели так сложно пять минут побыть папой? — заорала Варя с порога. Заорала так сильно, что хриплый голос пропал окончательно.
Костя догнал мальчика уже у камина и вернул в кухню.
— Если бы пять минут! — его голос тоже был хриплым, но не от простуды, а от злости. — Где черти носят его настоящего отца?! Он ищет Анну, что ли? Он сказал тебе хоть что-нибудь, когда уходил?
— Там на столе остались оладья, — бросила Варя, вернувшись за кастрюлей, чувствуя, как от мысли об Анне к горлу подступает кислый ком. Она приготовила вчера завтрак, и сейчас тот, из-за кого она лишилась жизни, будет жевать оладьи и продолжать возмущаться. Зачем, зачем он рассказал про волка и ещё назвал Анну сумасшедшей?! Её бы тоже он отправил на Пряжку, если бы Варя сказала, что искать Анну бесполезно, когда вот она на крыльце — он сам отрубил ей хвост. Сейчас ради Анны, справившейся волчьими когтями со сковородой, она обязана накормить её сына.
— Я не хочу есть! Я хочу уехать отсюда! — заявил Костя, когда Варя внесла кастрюлю в дом и закрыла дверь. — Он не будет есть эту баланду! Дай ему блин!
— Он не может жевать! Сколько раз я должна повторить, чтобы ты наконец начал мне помогать? — огрызнулась она. — Усади его на колени.
Костя не стал напоминать про свои погрызанные уши, молча уселся с мальчиком на стул и крепко прижал к себе, чтобы тот не мог пошевелить руками. Увидев ложку, ребёнок перестал скулить, но рта не раскрыл. Только удивлённо хлопал ресницами и скалился. Варя пару раз ткнула ложкой в стиснутые зубы, забрызгав кукурузной жижицей и его, и себя, и Костю.
— У тебя всё получится, — повторяла она на все лады уже непонятно для которого Кости.
— Вылей уже свою кашу в миску! — заорал большой, когда маленький выдернул руку и вышиб ложку из Вариных рук.
Она так и сделала. Поставила миску на стол, и Костя водрузил рядом ребёнка, который тут же, без всякой команды, стоя на четвереньках, принялся лакать кашу.
— Какой ужас! — выдохнул Костя и отвернулся, а Варя осталась у стола, одной рукой придерживая миску, другой мальчика, чтобы тот, гоняя миску носом по столу, не полетел вместе с ней на пол.
— Его нужно показать специалистам, — Костя обернулся, но не предложил помощь. — Они окончательно угробят ребёнка. Как вбить это в их тупые головы?!
Варя обернулась:
— Есть то, что не лечится. Есть то, с чем мирятся. Родители, которые любят своих детей. Можешь успокоиться?
— Могу! Это не мой ребенок. К счастью! — добавил он тут же.
И Варя тоже буркнула:
— К счастью…
— Но я не собираюсь закрывать глаза на чужой родительский произвол, понимаешь? Если взрослые идиоты решили играть в амишей, флаг им в руки, барабан на шею… Но ребёнок не должен страдать. Сколько ему? Шесть? Семь? Внешне он нормальный… И, явно, живи он в нормальных условиях, он бы и говорил, и ходил…
— А у тебя медицинское образование вдруг появилось?! — не выдержала Варя его размахивания руками.
— У меня здравый смысл пока не отморозило! — Костя постучал по голове.
— Жену он к врачу не вёз, потому что боялся, что Анна расскажет про ребёнка, и тогда им пришлось бы вернуться в цивилизацию. И от нас его не просто так прятали, потому что мы, понятное дело, сообщим…
— Куда? Куда ты собрался сообщать? — зарычала Варя. — Куда ты всё лезешь? Больше всех надо?!
— Я лезу?! — Костя обошёл стол и упёрся в него руками. — Это ты меня сюда притащила! Это тебе приспичило эксклюзивный фольклор! Переться неизвестно куда, неизвестно к кому, неизвестно зачем — это в твоём стиле!
Варя кивнула и выдавила из себя:
— Если чаю не хочешь, можешь сходить прогуляться.
Она прикрыла глаза: чай и сказки тоже следует исключить из обихода.
— Знаешь, я действительно пойду прогуляюсь, — Костя шарахнул по столу с такой силой, что мальчик в страхе метнулся к Варе и повис у неё на шее.
— На кладбище. Богдан собирался с утра похоронить отца. Может, он там? Я хочу уже найти его в конце-то концов!
Варя прижала ребёнка к груди и замерла. За всей этой суматохой с одеванием и кормлением она напрочь забыла про мёртвого старика. Костя не стал тянуть с уходом. Он уже был в ботинках, оставалось накинуть куртку и хлопнуть дверью, что Костя и сделал от души со всей дури. Варя сильнее прижала ребёнка к груди и стащила его со стола. Умывать его уже не пришлось, он успел обтереть перепачканное лицо о её грудь. Держа мальчика на плече, Варя схватила полотенце и попыталась привести себя в божеский вид. Во всяком случае, теперь на груди красовалось просто мокрое пятно.
Держать маленького Костю на руках было слишком тяжело, и Варя отнесла его на шкуру, но отойти от него не сумела — он тут же пополз за ней и даже куснул за пятку. Она тут же замахнулась, точно на собаку, но маленький Костя смотрел на неё открыто и в мыслях, наверное, вилял хвостом.
— Ну, подожди, — нагнулась к нему Варя, мечтая вернуться в кухню за глотком если не чая, то хотя бы кипятка, но мальчик не пожелал сидеть на шкуре и пополз следом.
Пришлось сесть рядом и сглотнуть кислую слюну. Мальчик уселся в собачью позу и дотронулся до её коленки рукой, на которой были стиснуты все пальцы — точно лапой. Варя нашла в корзине с корой шишку и положила перед бывшим волчонком. Тот тут же нагнулся к ней, тыкнул носом и заскулил, явно уколовшись. Варя прикусила губу, но не стала жалеть — слёз на глазах мальчика не было, он тут же подтолкнул шишку к ней рукой-лапой, и она толкнула шишку обратно, как шарик. На крыльце лежала его мать, и Варя не думала выходить и высматривать ни Костю, ни Богдана.
Ей было страшно увидеть мёртвого волка без хвоста. Она надеялась, что Михея уже тоже похоронили. Она закрыла глаза и увидела лицо старика, а потом даже почувствовала на груди его руки и чуть не закричала, а это маленький Костя, не дождавшись шишки, полез ей на колени. Варя выдохнула и потрепала его за ухом — тяжело и неинтересно быть человеком. Она даже боялась подумать, как ему сейчас непривычно и страшно абсолютно не владеть собственным телом. Она прижала мальчика к груди. Тот заскулил, но не злобно, а скорее от удовольствия. Богдан, наверное, часто держал сына на коленях, и сейчас бывший волчонок искал знакомой ласки.
Только вдруг на крыльце послышалась какая-то возня, и Варя подскочила, чуть не опрокинув ребёнка навзничь. Может, вороньё слетелось
полакомиться падалью. Варя схватила кочергу и, отцепив от ноги
мальчика, побежала к двери. За дверью её ждал оскалившийся волк. Она отпрыгнула от порога и опустила руку, пролепетав:
— Я же не знала, что это ты. Входи!
Она ретировалась к камину, не решившись обойти волка, чтобы закрыть за ним дверь. Он явно плакал над волчицей, и она ему помешала. Мальчик не ринулся к отцу, он вцепился Варе в ногу и прижался лицом к её колену, и она еле смогла дотянуться до ведра, чтобы вернуть кочергу на
