Птичка, однако, перескочила на плечо Стеши, потерлась носиком о её шею и издала трель, как мне показалось — слегка издевательскую: мол, мне и тут хорошо.
Борислав обошел Стешу со спины и протянул руку к птице, но она опять вспорхнула и вернулась на руку девушки.
— А она не хочет к тебе, ей и у Стеши хорошо, — засмеялась Лада. — Она признала её хозяйкой, тебе с ней теперь договариваться придется.
— Борислав, извини, я её ничем не приманивала, просто она такая симпатичная и улетать от меня не хочет. Пусть пока посидит со мной, а ты рядом походи, может, она присмотрится к тебе, да и дастся в руки. Мне чужая душа не нужна. — Птичка возмущенно запищала при слове чужая.
— Да, даже я к такому раскладу была не готова, — опять улыбалась Лада. — Борислав, раз душа вернулась и рядом, на виду, смерть тебе пока не грозит, но тебе в этот период придется находиться недалеко от Стефании, пока ситуация не прояснится. Стеша, ты потерпишь?
— Да мне не жалко, мы ведь до конца зимы всё равно будем под одной крышей в «Приюте нужных людей» жить. Думаю, ситуация разрешится. И Борислав перестанет быть бездушным.
— Я попробую ей снова стать родным, — вздохнул парень. — Обидел я душу сильно, буду исправляться. Потерпи меня, Стефания. Позаботься о моей душе некоторое время. Мне придется теперь рядом с тобой быть, постараюсь не надоесть.
— Вот и молодцы, — обрадовалась Лада, — как всё славно получается. Люблю, когда ладится.
Потом повернулась к остальным.
— Да, много еще неодарённых осталось.
Она внимательно посмотрела на нас.
— Тебе, Святослав, я помочь не могу. Может, Сива сможет, она урожай за весь год собирает, силы в ней много, ее жди. Глупо ты себя вёл, да и тело твое ведет себя в другом мире недостойно, и не хочет оно сюда возвращаться, ему и там хорошо, даже очень. Но знай — чудеса случаются. Может, за тебя кто ещё походатайствует. И тебе, Чеслав, помочь не могу, тебя только чудо спасёт, как и какое — не знаю. Сейчас Велес в Нави отдыхает, может, что и решится. Не может живой человек по радуге на другой берег перебраться, в реку упадет. А переплыть её нельзя, такова эта река Смородина. Вам, принцы, и тебе, Лотта, за сердце чистое и некорыстное, за то, что пошли сюда ради людей, не побоялись охоты, пути и пурги, дарую искру любви, зажжётся она в каждом из вас. Она и в стужу согреет, и во тьме беспросветной светом будет, и во многих ситуациях спасет. В огонь, может, и не превратится, но согревать будет и человеком в нечеловеческой ситуации остаться позволит. Даже тогда, когда ничего человеческого, кажется, уже внутри не останется, она поможет. Не знаю, что подарить тебе, Клевенс.
— Лада, ты даруешь и счастье, и любовь, и красоту, а мне дай совет, как помочь Святославу. Люблю я его, бестелесного, но не бездушного. Что я могу сделать, чтобы он тело обрел? Пусть потом уедет, забудет, но человеком станет, не хочу видеть, как он мучится.
— Хорошо, я посоветуюсь с Макошью, она судьбы плетет и Перекрестком заведует, погоди немного. Схожу к ней, поговорю.
Лада подошла к дереву и исчезла в нем. Мы сели ждать под огромным зеленым деревом, ветви которого поднимались и уходили в небеса. Было по-летнему тепло. Усталые от дороги, впечатлений, ожиданий и неожиданностей, мы не могли до конца осознать, что увиденное происходит с нами.
«А ведь это не конец, — думал каждый, — еще не всё кончилось, впереди дорога домой. И как там Лаки, Есения и Собиратель грехов? Жив ли, ведь по дороге к Перекрестку почти замёрз? Если бы Есения не спасла, точно бы умер. А мы и имени его не знаем».
Все внимательно смотрели по сторонам, Лады все не было. Из-за дерева появилась какая-то тень, вроде женщина, но не Лада. А кто?
Силуэт стал четче, приобретая образ небольшой симпатичной женщины лет тридцати. Женщина подошла к Чеславу и стала на него пристально смотреть.
— Неужели не узнаешь? — спросила она.
— Мама, — прошептал парень, — ты, такая молодая, как ты здесь? Я шёл к тебе, но мне не удалось. Ты сама пришла.
— Нам столько лет, на сколько мы себя чувствовали, когда Явь покидали. Но ты узнал меня. Это счастье. Сынок, как я рада тебя видеть, ты такой взрослый и пришёл так далеко, не надеялась тебя на этой земле увидеть, ведь нам в Явь, а живым в Навь хода нет.
— А как же ты выбралась?
— Велес подарок сделал. Сказал, что заслужил ты, и Макошь за тебя слово замолвила — мол, когда Перекрёсток открывается, невозможное может совершиться. Вот я смогла добежать сюда ненадолго. Я рада, что ты здоров. Что привело тебя в эти края, во время, когда Морана в полную силу вошла?
— Карна открыла глаза, как был неправ перед тобой. Пришел повиниться. Если и не простишь, хоть увидел тебя, и то счастье.
— Сынок, каждой матери хочется, чтобы дети её были счастливы, а для себя — чтобы тепло их души немного согревало. А сердиться, негодовать — пустое дело. Знать, сама виновата. Как говорят, воспитывать надо, когда дитя поперёк лавки лежит. Не сумела — жалела, баловала, любила и сейчас люблю. Как можно на своё дитя долго сердиться? Не сержусь. Рада, что увидела. Вижу, изменился ты, много выстрадав, поумнел, понял, что люди нужны не только для того, чтобы по головам вверх продвигаться. Я чувствую это в тебе. Ты другой стал. Добрее, людей жалеть стал. Счастье своё встретишь и многого в жизни добьёшься. Что матери ещё надобно? Время моё в Яви коротко — радуга распадётся, и буду тогда неприкаянной по земле болтаться. Возвращаться пора. Счастье мне выпало сегодня — сына увидела и увидела, что он человеком стал. Будь умницей. О сестре не забывай. Дай обниму, тепло тела живого человека почувствую. Да пребудет на тебе моё благословение, раньше благословить не успела, неожиданно в Навь ушла. Не плачь, мужчины не плачут. Спасибо тебе, что не забыл, нам плохо, когда о нас не помнят. А когда совсем забывают, можем вообще в Нави раствориться — и дымки не останется. Не забывай. Люблю я тебя и Переславу. Поцелуй её за меня, а мне пора.
Женщина подошла к радуге и быстро побежала по ней, тая в пространстве.
Небо сильнее заволакивало тучами, такое впечатление, что дождь пойдет. Мне было тревожно за Лаки и уехавших с ним. Как там они, вдруг утонули? Чувствовала себя виноватой, надо было с принцами поговорить, они бы точно удержали и из реки вытащили. Мысленно просила: приезжайте, приезжайте скорей.
Видно, действительно в эту дивную ночь желания сбываются. Воздух пришел в движение, и возле дерева резко затормозили сани.
— Лаки, — бросилась я к нему, — вы вернулись, какое счастье! Ой, а где Собиратель грехов, куда он делся, и кого вы привезли?
В санях сидел молодой, лет двадцати семи, очень худой мужчина со спокойным лицом и счастливо улыбался. Из саней быстро выскочила Есения и затараторила:
