Генерал Зайрим (звание – скорее дань традиции, чем воинской иерархии) печально рассматривал древний гобелен в виде карты, четыре пятых которой были аккуратно прометаны темной ниткой. Шесть тонов, шесть оттенков нити – шесть Приливов, каждый из которых стал Последним для несчетного множества людей. За этим занятием его и застал Филипп Бриск, нынешний капитан Следопытов.
Как водится, Бриск появился из-за стенной панели, словно обычные двери были не про него. Старший Следопыт был высок, бледен, поджар до худобы и (как недавно стало известно Зайриму) смертельно болен. Блуждания по Пустоши отняли у него здоровье и годы жизни – генерал ни за что не дал бы Бриску его истинный возраст, всего-то сорок с небольшим лет.
– Мне послышалось, или здесь был Харек?
Генерал усмехнулся – узнать зычный голос сотника можно было даже через три стены.
– Не послышалось.
– Все воюет?
– Было бы с кем.
– Я бы на его месте упражнялся петь хвалу Великим Лордам. Будет больше шансов дожить до седины.
Они обменялись понимающими улыбками. Бриск, в общих чертах, знал содержимое донесений, заваливших стол генерала – больше половины их было написано его людьми. Выводы делать он тоже умел. Даже если им повезет третий раз подряд и Прилив ударит севернее, по многолюдному Тирсину, Серому Братству все равно не быть – не одолеют твари, так задушит голод. Они и так зажаты в горах, с трех сторон – Пустошь, единственная приличная дорога идет через тот же Тирсин.
Отрезанное от внешнего мира, Братство не продержится и года.
Бриск кивнул, словно бы прочитал мысли генерала.
– Когда ты намерен объявить?
– Как только прояснится направление удара.
Следопыт покачал головой.
– Людям нужно время, чтобы собраться, чтобы свыкнуться с мыслью, наконец. Не говоря уже о том, чтобы устроиться на новом месте. Каждый потерянный день лишает их преимущества. Что, если слух о Приливе пройдет по Тирсину? Наши угодят в самое месиво.
Зайрим помедлил, пытаясь определить границы дозволенной откровенности – Бриск не входил в Верховный совет Братства и обсуждаемых там проблем не знал. Впрочем, какой смысл теперь в этих секретах?
– Суть в том, что бежать нашим особенно некуда. Стах не переварит такого количества беженцев, даже если тирсинцев не считать. Лосальтийцы весьма агрессивны к чужакам, да и живут они почти сплошь сельским хозяйством. Чем наши могут быть им полезны? Мы – мастеровые. Без наших кузниц и шахт все наши знания бесполезны и будут забыты через поколение. Дальше на юг и вдоль побережья места такие, куда только врага пошлешь…
– Ты не упомянул Арконат.
– Да, – генерал немного помялся. – Предводитель ищет способов связаться с властями Арконата, – доверительно сообщил он Следопыту. – Разумеется, это секрет.
Какую цену запросят колдуны за свое милосердие, пока не известно.
Бриск поморщился, как любой Серый он испытывал к магии оправданное недоверие: то, что способно порождать чудовищ, не могло нести добра. Тем обиднее и несправедливее казалась ситуация, когда потомки алхимиков процветают, а люди, отринувшие колдовскую мерзость, вынуждены ютиться в горах.
– Как я понимаю Харека! – пробормотал Следопыт. – Живут, травят все вокруг своим чародейством, а самим – хоть бы что. Слышал, проклятой земли там почти нет, а из чудовищ – только лосальтийская мелочь.
Генерал кивнул.
– По агентурным данным, количество "дикой земли" в Арконате даже сокращается.
Каково?
– Может, они научились перекачивать проклятье к соседям?
– Фу, Бриск! Не ожидал от тебя подобной чуши!
– А что? Должно же быть объяснение…
– Отступничество от веры предков – чем не объяснение наших бед?
Между бровями Бриска пролегла болезненная складочка, и генерал тут же пожалел о своей резкости. Вопрос был бессовестный: Братство было основано теми, кто решил отказаться от применения волшебства, и почти сразу выяснилось, что выжить без помощи магии практически невозможно. Лечение многочисленных болезней (в том числе вызванных чарами) без помощи ворожбы становилось мероприятием долгим, болезненным и не гарантирующим успеха. Изготовление устройств, заменяющих магическое зрение посредственного заклинателя, требовало титанических усилий и изощреннейшего ума, а эффект давало, в лучшем, случае такой же. Древние системы связи вообще не работали в изменившемся мире. Единственным, с чем магия спорить не могла, являлось оружие – прежнее оружие было намного, намного эффективнее заклинаний, но – не избирательно. Небольшой отряд Серых мог, шутя, истребить целую армию и заставить отступить самих Ракшей, однако, когда требовалось выкурить из подвала засевшего там н'нода, на помощь звали заклинателя.
Предводители и Верховный совет умели смотреть правде в глаза, а потому бюджет подразделения заклинателей никогда не был меньше бюджета оружейников.
Вынужденное двуличие лежало на всех Серых постыдным пятном, и тыкать в него ни в чем не повинного Следопыта было подло.
Зайрим применительно поднял руки.
– Это невозможно даже теоретически. Опыты ставились, ничего не вышло.
– Тогда как это возможно? Теоретически.
Генерал пожал плечами.
– Вопрос не моего уровня. Оставим это. Предводитель в курсе твоих донесений, он принимает в расчет все возможные резоны. Все будут оповещены об угрозе в должное время.
Бриск коротко кивнул, принимая решение командира. Зайрим посмотрел на хмурое, вытянувшееся лицо Следопыта и не выдержал.
– Знаешь, а пойдем-ка выпьем! Пусть видят, что начальство гуляет. А то, того и гляди, разговоры пойдут.
Они бросили кипы донесений валяться на столе и спустились к подножию Цитадели на старом скрипучем лифте, гремящем шестеренками и отсчитывающем этажи немелодичным бряканьем. Путь к ближайшему питейному заведению лежал по длинному подвесному мосту, соединяющему склоны ущелья. Солнце коснулось заснеженных вершин на западе, и долину накрыли вечерние тени. Слева жарко горела в последних лучах Цитадель, и сбегали по склону террасы вечнозеленых садов, справа во мраке зажглись огоньки в окнах домов, угловато чернели развалины древней домны. Стальные струны моста гудели на ветру, далеко внизу шумела река, вращая десятки колес, приводя в движение подъемники и машины. Хрупкий человеческий мирок, угнездившийся в складке враждебного мира, готовился проводить день и встретить ночь. Генерал задержал шаг, любуясь игрой света и тени, свежими красками заката. Порыв ветра пронесся по ущелью, бросив ему в лицо пыль Пустоши, Зайрим закашлялся.
Этим вечером Бриск пил так, словно провожал последний день мира. Генерал не позволял себе набраться в зюзю (ему еще предстояло возвращение в Цитадель по подвесному мосту), но старые застольные песни, которые хриплым голосом тянул Следопыт, подхватывал с удовольствием. Вечер удался. Подходя к дверям своей комнаты, он мечтал только об одном: завалиться в постель и ни о чем не думать хотя бы до завтрашнего утра. Именно этот момент адъютант выбрал, чтобы вернуть генерала к действительности.
