Глава 10
Каждая женщина — бунтарь по натуре, причем бунтует она исключительно против себя самой.
Оскар Уайльд
Три следующие недели прошли удивительно спокойно и скучно. Дворянки вели себя как мыши и боялись прилюдно отсвечивать своими «голубокожими» персонами. Лорд Мурз послушно сидел в комнате, ходил в лоток и не бедокурил. Правда, однажды ему все же удалось сбежать, но был изловлен Глебом, напоен белладонной и приведен обратно.
Все пары по зельеварению теперь, как назло, в расписании стояли в начале дня. Поэтому преподаватель вел себя адекватно, а его уроки несли характер «поварских» курсов для отравителей. Кристина на этих занятия блистала — сваренные ею яды вызывали у брюнета восхищение и неподдельную похвалу. Подруга млела и таяла от комплиментов.
Даже злыдня-Эридан не доставал. На своих занятиях он старательно делал вид, что не замечает иномирянок, — мы отвечали той же любезностью. Признаться, меня такой сценарий полностью устраивал. Никто не сверлил нас глазами, не запугивал шипящим голосом и не трогал горячими руками. Правда, от такого «игнорирования» страдал процесс нашего обучения, потому что у остальных девчонок наконец-то стали получаться броски туфель в мишень. Все чаще и чаще фанерный человечек обзаводился новыми дырками в теле. И только у нашей тройки не получалось ничего, а обращаться за помощью к злыдне никто из нас не собирался. Поэтому на коллективном совете было принято решение пойти к Трое.
Вообще, преподавательница взяла над нами своеобразное шефство, за что мы были ей нереально благодарны. Выслушав нашу проблему, она согласно кивнула и предложила дополнительные занятия.
— Думаю, я смогу выделить час на вашу подготовку. Вечерами после занятий буду ждать вас в физкультурном зале. А там посмотрим...
Сначала было трудно. Но через неделю, стараниями «преподавательницы-садистки», путем долгого и упорного вдалбливания в наши безмозглые головы необходимых навыков, мы все же начали попадать каблуками в мишень.
— Вот видите! Все не так ужасно, как вам казалось, — наблюдала она за нашими бросками. — Через недельку начнем метать шпильки.
Когда же наши успехи были продемонстрированы на уроке Эридана, он в очередной раз сделал вид, будто нас не существует.
***
Каждые выходные будущих фрейлин выводили на прогулку, если можно так назвать гуляние строем в монашеских одеяниях по городу.
Те черно-белые юбки, которые я так неудачно надела в свой первый день в Академии, оказались ничем иным, как шмотками для конспиративного выгула в городах Двадцати Королевств.
Прогулка всегда начиналась одинаково. В восемь утра являлся преподаватель, подгонял наши сонные телеса, чтобы мы быстрее одевались в монахинь, а затем всем кагалом телепортировал в один из городов. Там под его бдительным присмотром мы молчаливо бродили по узким улочкам и дышали воздухом.
Разговаривать с местными жителями нам запрещалось. Да и сами местные такого желания не испытывали. Нас, наоборот, старались обходить стороной, как прокаженных.
— Почему они себя так ведут? — спросила у Танисы. С ее тройкой мы сумели найти общий язык. И теперь по всем непонятным вопросам, касающимся местного быта, обращались к ним.
— На нас одежда молящихся Смерти. А большинство народа очень суеверно, и считают, что лишний раз привлекать взор служительниц такого культа, не стоит.
— А нас не постигнет кара божья за такое переодевание? — вмешалась в разговор бывшая готесса Анфиса. В ее голосе звучала неприкрытая ирония.
Таниса лишь пожала плечами.
Вечером нагулявшихся «монахинь» возвращали обратно в Академию.
В общем, никакого отрыва даже в выходные не происходило. Нашими надзирателями по очереди становились либо Троя, либо Эридан, и у обоих забаловать было невозможно, отчего выходные прогулки, на которые мы возлагали столько надежд, ожиданий не оправдывали.
Нет, в будни иногда все же случались веселые истории. Например, когда в один из обеденных перерывов надышавшийся ядовитыми испарениями Глеб носился по центральным коридорам, хватал за руку всех проходящих девушек и признавался им в вечной любви. Девушки млели и таяли, ровно до того момента, пока преподаватель не видел следующую «вечную любовь» и не кидался объясняться в чувствах к ней.
А вообще, судя по настроениям в Академии, Глеб ходил в любимчиках у женского пола. Стайки девиц бегали за ним и шушукались по углам, когда тот с туманными глазами зачитывал вслух то одной, то другой стихотворение. А на одном из уроков истории Горгулий Арсений с таинственным видом поведал, как пару лет назад ректор лично вытаскивал курсантку из Глебовской постели. Та, в попытках соблазнить красавчика, проникла к нему в спальню, разделась и легла в ожидании голубоглазого зельевара. Кто ж знал, что одна из бдительных подруг сдаст ее коварный план ректору, и Милонский лично пойдет извлекать развратницу из комнаты сумасшедшего преподавателя. К слову, сам Глеб, когда узнал о таком проявлении фанатской любви, ни капли не расстроился и даже на всю Академию после этого объявил, что со курсантками не спал, не спит и спать не собирается. Поэтично расписал, что каждая дама, учащаяся в стенах альма-матер, для него муза и вдохновительница, но не больше.
