Не зная, куда идти дальше, Олдер остановился, а кровавый туман перед ним немного поредел, образовав нечто вроде окна, и Остен увидел дорогу и едущих по ней вооруженных всадников. Возглавлял их молодой воин, на плаще которого был вышит беркут, сжимающий в лапах стрелу — герб рода Бжестров… Скользнув взглядом по едущему ему навстречу всаднику, Олдер немедля перевел взгляд на второго, возглавляющего отряд воина, которого он различил сразу из-за кровавой пелены… Чутье подсказало Олдеру, что он видит собрата по дару — пожилого, находящегося уже на излете своих сил, но опытного и осторожного… Олдер невольно прищурился, всматриваясь в незнакомого ему прежде воина. Молодой Бжестров, как оказалось, умел заводить полезные знакомства: скорее всего, пожилой колдун и сделал оберегающий Ставгара талисман, а теперь едет вместе с ним, служа дополнительным щитом…
Словно бы повинуясь взгляду Олдера, открывшаяся ему картина становилась все четче, но потом он ощутил рядом с собою чужое присутствие и обернулся. Видение дороги с едущими по ней воинами исчезло без следа, зато Олдер различил подле себя окутанный дымкой хрупкий женский силуэт. Туман скрадывал черты лица незнакомки, и Олдер потянулся к ней, беззвучно спрашивая «кто ты?» Ответом ему стал хоть и безмолвный, но отчаянный протест, а потом полог внезапно вернувшейся тьмы упал между ними, разделяя и отгораживая…
Первым, что ощутил Олдер при своем возвращении из мира видений, были затекшие от неподвижности мышцы. Он медленно встал, разминая занемевшие ноги, и, подойдя к щиту, затушил пальцами фитиль оплавившейся более чем наполовину свечи. Перевернул служивший магическим зеркалом щит, прислонив его отполированной стороною к стене. От этих простых действий и движений кровь колдуна побежала по жилам быстрее, и Олдер ощутил, что голоден — пропущенный ужин и затраченные на ворожбу силы не прошли для него даром.
Накинув на плечи теплую куртку, Олдер спустился на кухню в поисках чего-нибудь съестного, но шуровать по котлам, выскребая себе остатки ужина, ему не пришлось. На столе возле очага его уже поджидала большая, накрытая полотенцем миска.
— Антар… — прошептал Олдер, сдергивая полотенце. Каша с мясом и два толстых ломтя хлеба превратили догадку Остена в уверенность, и он, тихо хмыкнув «нянька выискалась», приступил к ужину, в который раз задумавшись о том, как у пожилого эмпата иногда получается предугадывать его желания… Впрочем, мысли о Чующем занимали Олдера совсем недолго — миска еще не была опустошена даже наполовину, а Остен уже перебирал в уме подробности своего видения.
Полное тревоги и крови, оно, тем не менее, обнадеживало — его расчет оказался верен и Ставгар уже едет в Керж. Сопровождающий молодого Беркута колдун, конечно же, немного усложнял задачу, но с другой стороны Олдеру было приятно осознавать, что сражаться он будет с равным противником… Чем больше Остен думал об этом, тем больше ему хотелось сойтись со Ставгаром в равной схватке, скрестить с ним мечи и проверить Бжестрова на крепость… Пожилого же колдуна надо будет либо отвлечь, либо убрать в самом начале.
Вскоре в голове у Остена родился вполне внятный план грядущей встречи, и лишь одно его смущало… Что означала появившаяся в самом конце незнакомка? Тайну? Неожиданность?.. Или то, что какая-то женщина помешает его планам?.. Вот уж точно — нелепица. Еще ни одна женщина… Уже готовый сорваться смешок замер на губах Олдера, так и не родившись, потому что услужливая память уже воскресила события прошедшего лета… Одинокая лесовичка, молчаливая дикарка сумела не только выскользнуть из его рук, но и едва не порушила все планы…
Олдер отодвинул от себя уже почти пустую миску и, вытащив из кармана до сих пор носимый им при себе платок лесовички, посмотрел на вышивку так, точно искал в ней ответа, а потом вновь спрятал расшитую ткань. Покачал головой… Нет… Лесовичке нечего делать в Амэне, да и как бы она тут очутилась? Перед уходом он запретил своим людям трогать дом и пасеку, так что, скорее всего, после того, как все утихло, дикарка вернулась в сруб и теперь готовится к долгой зиме. С утра до ночи снует по двору, кормит скотину… А по вечерам, пристроившись у очага — вышивает. Чуть хмурясь, кладет на ткань стежок за стежком, и рождаются, оживая под ее руками, малые лесные птахи и гроздья рябины…
На миг лесная дикарка будто явилась Олдеру во плоти, но он, тряхнув головой, избавился от наваждения и встал из-за стола… В облике лесовички не было ничего, за что мог бы зацепиться взгляд, но, тем не менее, ее лицо Олдер помнил на диво ясно. Чистокровная крейговка. Даже, скорее, жительница северных пределов соседнего княжества. Об этом свидетельствует и бледная кожа, и высокий лоб, и очертания подбородка… Молода, миловидна, но отнюдь не красавица — особенно, если сравнивать ее облик с лицами и статями амэнских прелестниц, которым Олдер уже давно потерял счет… Так почему же он помнит даже то, как лесовичка, задумавшись, закусывала нижнюю губу… Как пила отвар из кружки?.. Что такого важного скрыто в чертах крейговской дикарки?..
Так и не найдя ответа на этот вопрос, Олдер поднялся в свою комнату и, раздевшись, лег на жесткую постель… Вот только сон никак не желал приходить, и колдун, смежив веки, опять предался воспоминаниям…
Увы, образ лесовички перемежался с охваченным пламенем Рейметом, а потом мысли увлекли Олдера совсем в другую сторону.
Олдер
Двенадцать лет назад…
Этим вечером в корчме «У висельника», расположенной аккурат рядом с Рыночной площадью Милеста было на диво шумно и людно — вино лилось рекой, а здравницы сменялись смехом и подначками. Сотники «Доблестных» и «Карающих», вернувшись из похода на Триполем, отмечали победу Амэна.
Красуясь друг перед другом, ратники заказывали больше, чем могли выпить или съесть, и платили серебряной монетой за каждый, сорванный с губ хорошеньких подавальщиц поцелуй, а те, в свою очередь, хоть и награждали сотников жаркими взглядами из-под ресниц, притворно вскрикивали, если воины усаживали их к себе на колени…
Разорвав долгий поцелуй, Олдер вложил в потную ладошку служанки монету и спросил:
— Ну, так кто лучше целуется — я или Кортен?
Служанка потупила глаза, прошептав:
— Мне трудно решить… — и тут же притворно тяжело вздохнула, из-за чего ее пышная грудь призывно заколыхалась.
— То же самое ты говорила три поцелуя назад! — нахмурился сидящий по левую руку от Олдера Кортен — затянувшееся по вине служанки шутливое состязание уже начало его злить, а Остен усмехнулся:
