– Обернитесь.
– Уже! Три раза! Думаешь: я отвернусь, а ты выскочишь? Ах ты глупышка! Двери-то заблокированы.
– Обернитесь, обернитесь!
Илья Всеволодович оборачиваться не стал, просто глянул в зеркальце над ветровым стеклом. Чисто рефлекторно…
В следующую секунду он истошно заорал и попытался выскочить из машины, напрочь забыв, что сам же заблокировал двери.
Хищник нависал над ним, наслаждаясь произведенным эффектом, а Кате стало противно. Взрослый здоровый мужик не должен так себя вести. Никогда. Папа, например, ни за что не стал бы. Впрочем, прежде всего папа не стал бы вести себя так, как вел себя Илья Всеволодович, когда считал, что Катя – в его власти.
– Хватит орать! – громко и сердито крикнула она.– Ничего он вам не сделает, пока я не разрешу.
– Сит даун! – крикнула она Хищнику, сопроводив приказ соответствующим жестом.– И вы садитесь, Илья Всеволодович. Ваше счастье, что я не умею водить машину. Иначе за ваше поведение, ей-Богу, я позволила бы Хищнику показать, кто из нас пахлава. Займите свое место, я сказала!
Илья Всеволодович с невероятным трудом выбрался из-под руля (как ему удалось туда втиснуться за несколько секунд – загадка), уселся… И тут же едва не нырнул обратно: Хищник не удержался – игриво потрепал когтистой лапой Илью Всеволодовича по гладко выбритой щеке.
– Ну-ка прекрати! – потребовала Катя.
Хищник прекратил. Положил лапу на хрупкое Катино плечико.
Илья Всеволодович посмотрел на эту лапу: мохнатые пальцы сантиметров по двадцать каждый, с черными кривыми когтями (которые Хищник вдобавок то втягивал, то выпускал, как кошка), и его вдруг пробила икота.
Катя брезгливо сунула Илье Всеволодовичу бутылку с минералкой.
– Сейчас вы выедете обратно на шоссе,– сказала она.– И больше никаких фокусов. И никаких отклонений от маршрута. Имейте в виду: я могу доехать до Стокгольма и без вас, а вы без меня можете отправиться только в одно место: в живот моего друга Хищника. Он вас запомнил. И имейте в виду: ему очень нравится живая пища.
Так в свое время Карлссон сказал Сереже. У Сережи, впрочем, хватило храбрости превозмочь страх и предупредить отца. Но Кате почему-то казалось, что папаша, несмотря на внушительный вид, духом окажется похлипче.
До границы доехали без приключений. Илья Всеволодович даже перестал трястись и потеть. Понял, что прямо сейчас его кушать не будут.
Воспрял, слегка оживился.
– Никаких фокусов,– на всякий случай еще раз предупредила его Катя.– Помните, что Хищнику плевать и на таможенников, и на пограничников.
Хищник, свернувшийся в багажнике, услыхав собственное прозвище, негромко рыкнул.
– А если они его заметят? – забеспокоился Илья Всеволодович.
– Не заметят,– отрезала Катя.– Делайте, что положено. И без фокусов.
Когда «фольксваген» уже подъезжал к терминалу, Хищник вдруг забеспокоился, привстал, вытянул лапу в сторону фуры-холодильника…
Катя посмотрела: фура как фура. Небольшая. Для фуры. Может, там мясо?
– Ляг,– велела она.– Ляг и лежи.
Хищник если и не понял, то догадался. Снова свернулся и притих.
На границе Кате пришлось выйти из машины.
– Это обязательно? – спросила она, когда Илья Всеволодович распахнул багажник и открыл заднюю дверцу.
– Да.
Катя осмотрелась, убедилась, что остальные водители сделали то же самое,– и спорить не стала. Пристроилась в очередь – штамповать паспорт. Хищник уже неоднократно доказывал, что умеет прятаться. Как ему, такому здоровенному, удавалось оставаться незамеченным там, где и болонке не спрятаться, для Кати было загадкой. Чистая мистика. Но – факт. Вероятно – это результат тролльской эволюции. Те из них, кто прятаться не умел, рано или поздно становились жертвами более слабых, зато куда более многочисленных и предприимчивых «человечков». Недавно Катя купила книжку о троллях. Скандинавский фольклорный сборник. Тролли в этой книжке выглядели отвратительно. И обращались с ними древние скандинавы соответственно.
Искоса Катя поглядывала то на «фольксваген», то на Илью Всеволодовича. Последний вел себя скромно. Правда, как и Катя, бросал опасливые взгляды на свою машину. Возможно, надеялся, что Хищника все же обнаружат. Если так, то надеялся он напрасно. Никто в его машину не заглянул, так что через несколько минут они уже въехали в нейтральную зону. На финской границе тоже обошлось без проблем, и Катя впервые в жизни оказалась на территории иностранного государства.
* * *
Скаллигрим ошибся.
Фура не остановилась ни через два часа, ни через три. Когда она наконец замедлила движение, троллю показалось, что снаружи слишком много народу, чтобы вылезать. Всем ведь глаза не отведешь.
– Я знаю, как это бывает,– говорил он, пока фура медленно ползла куда-то, громыхая по железу.– Водитель загонит ее на стоянку, где полно таких же машин, и уйдет обедать. Тогда мы и выберемся.
– Скорее бы уж,– проворчала в темноте троллиха.– У меня от этой тряски кишки наружу выворачиваются.
Тролли замолчали. Снаружи что-то гудело, ревели моторы, слышались шаги и голоса. Потом раздался грохот, и водитель заглушил двигатель.
– Выждем,– сказал Скалли.– Пусть все уйдут.
Около часа они неподвижно сидели, храня молчание. Для троллей неподвижно просидеть хоть сутки – не проблема.
– Мам, меня тошнит,– раздался вдруг жалобный голосок Нильса.
Тролленыш, благополучно проспавший всю дорогу, проснулся.
– Потерпи, скоро пойдем ужинать.
– Мне не хочется есть,– заканючил Нильс.– Мне плохо! Хочу на воздух!
Троллиха встревожилась:
– Ты не заболел ли, сынок?
– Я хочу наружу!
– Пора прогуляться,– согласился Скаллигрим.– Что-то меня тоже замутило. Душновато здесь…
– Эй, девка! – позвала троллиха.– Подъем!
– Блин, когда ж я сдохну! – раздался через полминуты хриплый Лейкин стон.– Отстаньте от меня, тролли, дайте умереть спокойно!
Скаллигрим легонько толкнул дверь плечом – замок хрустнул, и створка распахнулась.
В нутро фуры ворвался электрический свет. Тролли зажмурились.
– Муженек,– испуганно прошептала троллиха, когда ее глаза привыкли к свету.– Куда это нас занесло?
Со всех сторон их окружали фуры. Десятки грузовиков. Они стояли рядами, так близко один к другому, что между ними с трудом можно было протиснуться. Огромный, длинный ангар производил гнетущее впечатление: сплошное листовое железо и наверху, и внизу, без единого окна, скудно освещенный электрическими лампами. В помещении стоял ровный приглушенный гул. Пахло гарью и мазутом. Троллиха прижалась к мужу.
– Что это за место, Скалли? Хельсинки? Котка?
Большой тролль тоже выглядел растерянным.
