Поттер вернулся на диван и поставил бокал на столик.
— Мне надо подумать, — сказал он.
— Только думай один, без помощников.
Гарри посмотрел на меня поверх очков с выражением "За кого ты меня принимаешь?" Я кивнул, проглотил свой коньяк и встал.
— Ты не против, если я не буду тебя провожать? — спросил Поттер. — Ты ведь найдешь дорогу?
— Найду, — сказал я. — Кстати, как там сквибы?
— Никак. Но мы их разыщем, живыми или мертвыми.
— Это хорошая мысль, — я взялся за ручку двери. — У нас в Чехии есть отличный некромант, работает на больших расстояниях, поднимает такую рухлядь, что она едва в пыль не рассыпается. И этих найдет.
Поттер махнул рукой — мол, иди уже.
Я вышел в коридор и спустился с лестницы. Внизу было пусто. Постояв напротив стены, за которой висел портрет матери Блэка, я надел пальто и покинул дом. Редкий снег превратился в метель, и я решил немного прогуляться, чтобы поразмышлять и насладиться морозной погодой.
Но прогулка не доставила мне удовольствия. Грядущие политические проблемы быстро вылетели из головы, и я вернулся к тому, о чем думал в библиотеке. В тот редкий момент, когда мне хотелось с кем‑нибудь поговорить, подходящих собеседников не было — близких друзей среди сослуживцев я не завел, а Мэй меня бы просто не поняла. Она не любила проявлений слабости и была готова оказывать только активную помощь — советом или делом. А сейчас ни то, ни другое мне не требовалось.
Свернув на соседнюю улицу, я направился мимо выстроенных вдоль тротуара автомобилей к огням центрального Лондона, сиявшим вдалеке, и вдруг понял, что такой собеседник есть, испытав при этой мысли одновременно и радость, и сожаление. В тот миг я показался себе жалким, отчаявшимся типом, который гоняется за призраками прошлого, словно жертва Воскрешающего камня, плененная его видениями.
Ларс оказался прав, и Бруствер, поглощенный субботним отъездом в Италию, решил встретиться со мной на следующей неделе. В пятницу я покинул Министерство незадолго до обеда, оставив своего помощника трудиться над анализом британской внешней политики, и скоро оказался в Эллесмере, в окрестностях Манчестера. Идя вдоль пустынной улицы, по которой изредка проносились мотоциклы и старые вонючие автомобили, я пытался представить, что сейчас увижу, и подспудно желал, чтобы закон вероятности для разнообразия выбрал наименее возможный вариант.
Дом, служивший целью моих поисков, стоял в ряду десятка других строений, похожих друг на друга как две капли воды. Конец улицы упирался в обширный квартал, занятый местной ТЭЦ. Сидевший на ступенях соседнего дома мальчишка мигом забежал внутрь, завидев, как я сворачиваю к крыльцу. Звонка не было, и я, не давая себе времени на раздумье, сходу постучал в дверь.
Она открылась сразу, будто с той стороны стояли и ждали.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
— Вы к кому, сэр?
— Амикус, это я, Линг, — произнес я, на секунду ощутив жалость к стоявшему передо мной человеку. Отправляясь сюда, я специально не стал читать досье, посмотрев только адрес, где последние четыре года проживали брат и сестра Кэрроу. Их освободили из тюрьмы на несколько лет раньше срока по программе гуманизации наказания и реабилитации заключенных. Освобождение было условным — при любом нарушении многочисленных правил они отправлялись обратно в Азкабан.
Я был уверен, что Кэрроу пьет. Я помнил, каким вернулся из тюрьмы Блэк, и ожидал увидеть нечто подобное, только в гораздо более жалком варианте.
Но для человека, проведшего в Азкабане двадцать лет, Кэрроу выглядел очень неплохо. Конечно, он постарел, похудел, и четыре года на свободе не смогли этого исправить — ему было запрещено пользоваться магией, владеть палочкой и другими активными магическими предметами, — однако он следил за собой, был чисто выбрит и аккуратно одет. Как только я назвал свое имя, Кэрроу неожиданно сморщился, и глаза его заблестели.
— Линг, я… надо же, поверить не могу! — воскликнул он. — Заходи, — он отступил в коридор. — Заходи скорее. Это действительно ты?
— Действительно я.
Короткий коридор привел нас в небольшую скромную гостиную, смежную с кухней. Несмотря на старую деревянную мебель и выцветшие обои, в доме царила идеальная чистота.
— Это ты? — повторил Кэрроу, протягивая ко мне руки и словно боясь прикоснуться. Я взял его за плечи.
— Амикус, успокойся, это я. Просто пришел в гости.
Мои пессимистические ожидания не оправдались. В доме Кэрроу не было алкоголя, и оба они после тюрьмы были помешаны на чистоте и порядке. Когда первые эмоции улеглись, Амикус стал больше похож на того Кэрроу, который учил нас Темным искусствам и периодически пытался вправить мне мозги.
— Оценил иронию? — сказал он, когда мы сели у холодного камина. — Не пользоваться магией — главное условие досрочного. Еще шесть лет терпеть эту тоску. Потом, если не будет замечаний и нарушений, нам вернут палочки, но мы здесь, конечно, не останемся. Махнем с Алекто куда‑нибудь в Южную Америку — там хотя бы тепло. Подумай сам: имущество конфисковали, денег кот наплакал, что нам терять?.. — Он помолчал. — Ну а ты? Сестра говорила, ты теперь большая шишка в Министерстве? Молодец, если так. Я порадовался, когда узнал, что ты Стражей обставил — единственный, кто сумел тогда выбраться. Остальные получили сроки.
— Еще Малфоев отпустили, — заметил я.
— Верно. Про них‑то я и забыл, — хмыкнул Кэрроу. — Впрочем, неудивительно. Они ведь о нас тоже не помнят. Ты же понимаешь, к нам сейчас никто, кроме проверяющих, не ходит. Причем, заметь, все время разные. Чтобы не привыкли, наверное — не прониклись, так сказать, запретными идеями.
— Амикус, ты умеешь завоевывать внимание, так что они правильно делают.
— Брось, — Кэрроу махнул рукой. — Кого тут завоевывать! Ходят какие‑то старые перечницы да амбалы с медведя ростом. Половина соседей по–английски не говорит, а с другой и разговаривать не о чем — тупые идиоты, просаживают свое время в пивной… Одним словом, магглы, что с них взять. Я больше дома сижу, это Алекто постоянно где‑то болтается. Не знаю, кого она себе нашла в друзья? Наверняка каких‑нибудь местных. Со своими нам общаться не запрещено, хотя кто сейчас в здравом уме будет иметь с нами дело? — Он усмехнулся, словно довольный такой изоляцией; возможно, в его положении, во избежание лишних рисков, изоляция была единственно верным решением. — Вот газеты нам получать нельзя, но это формальность — Алекто все равно их где‑то достает: и "Пророк", и "Вестник", и всякую другую лабуду. Я не читаю, — он отрицательно покачал головой. — Не хочу влезать. Живу как маггл. Это, между прочим, было условием досрочного — жить без палочек, среди магглов, вести смирный образ жизни… Тошниловка, но сам понимаешь, из тюрьмы — любой ценой… Линг, так ты действительно большая шишка?
