Видимо, здраво оценивать свои возможности, ему всю жизнь мешали избыток самоуверенности и чувство легкого превосходства над сверстниками.
Тело снова его не слушалось. Голова налилась тяжестью и все чувства стали глохнуть. Душная тишина вокруг сменилась переливчатым шумом в голове, какой обычно исходит из глубины торгового парка в часы пик.
Безвольной куклой он остался лежать на траве, когда Матруша вывернулась из-под него и бросилась к ногам той девушки. А когда заговорила, то слова ее опускались к нему словно через толщу воды, нехотя и искаженно. Будто он воспринимал их уже не ушами.
Гордая и самодовольная Матруша змеёю подползла к девушке-игроку. Подобострастно протянула к ней руки и запричитала, будто в мольбе:
— Энни, я…
— Для тебя я Госпожа Энн, — зло хлестнули слова ведьмы, даже не посмотревшей в сторону деревенской ведьмочки. — У тебя было простое дело, привести ко мне девчонку на заклание. Ковен ожидает свою жертву уже которую ночь. Или тебе так безразлична сила, что тебе была обещана?
Происходящее снова перевернулось с ног на уши и стремительно понеслось к обрыву.
Шутка про террариум и ведьм переставала быть хоть сколько-нибудь забавной. Еремей отстраненно отметил, что в этих лесах ему уже ничего не светит.
«Целый ковен таких страшных дам это… — промелькнула у него в голове паническая мысль.»
— Где тебя пустоголовую дуру носило? Почему ты валялась в своей грязной деревне, вместо того, чтобы искать эту мелкую… — продолжала разнос наемного персонала ведьма-игрок.
Она похоже получала удовольствие вообще от всего, что касалось роли злобной ведьмы.
«Вставай и дерись глупый слепой человечек!»
Голову Еремея изнутри обожгло толи жаром, толи холодом. Харати не сдерживался и неслышно для других кричал, вне себя от страха.
«Но я ведь не умею, — жалко и слабо стал оправдываться Еремей. — Я пытался, но ничего не выходит, они намного сильнее меня.»
«Оставь эту брехню „унграм“. Прекрати себя жалеть. Если она выпьет девчонку и возьмётся за тебя, то после твоей смерти, мой дух будет уничтожен окончательно. И ты останешься глупым ничтожеством навсегда. Тебе уже будет незачем учиться.»
Ледяной озноб проник в самые глубины ненастоящего существования Еремея. В сознании запрыгали вопросы, раздергивая его в разные стороны:
«Боль и ужас харати воспринимаются уже, как свои собственные. Или это мне самому так страшно и больно.
С чего я вообще так струсил то в самом деле. С чего бы мне вообще бояться этих девок. Я же не такой. Я вполне могу дать им отпор как следует. Да я землю буду жрать если надо… И сейчас явно надо, — с последней мыслью его острые зубы сжались до челюстного хруста и звона в ушах.»
«Давай, человечек. За первым порогом они еще слабее тебя. Нужно только захотеть и ты будешь там, не выходя из тела. У нас потом будет время учиться, если сейчас ты будешь сражаться. Давай. Вот так. Я помогу.»
Не будь харати внутри Еремея, то он мог бы заподозрить храбрость и волю в этих призывах. Но по правде, ощущение ужаса и безысходности переполняли остатки сущности Азара.
Тот едва удерживался от паники. Бесплотные остатки мертвеца не верили в глупого и слабого пришельца совсем нисколько. Он понимал, что его чувства только помешают Еремею и шансов выжить у них почти нет.
Только вот человека это напротив подстегнуло ожогом стыда, как каленым железом.
«Так, сосредоточиться на своем желании. Чего я хочу. Очевидно, со всей страстью, я желаю выдавить этой курве глаза. Наступить на голову и… — Еремей поздно почувствовал багровую пелену гнева, укутывающую его измученное сознание.»
«Стой, долой эмоции, — завопил с новой силой Азар. — Ты… Так ты уйдешь вниз и на этом пути тебе с ними не сравниться. Просто вспомни, как опустился на четвертый слой и освободись от страстей так, как тогда. Быстрее, времени нет. Скорее же.»
«Но, что, кроме гнева, может помочь в драке, — недоумевал Еремей, пытаясь бороться с самим собой. — Это же как сдаться. Или нет. Это все работает только в реальности. А здесь не реальный мир и не обычная драка. И терять мне нечего. Меня тут вообще нет. Я же в капсуле.»
Все чувства разом поблекли и рассыпались летучим пеплом. Страх, гнев, боль, жалось к девочке, чувство стыда и унижения всё утекло, как вода сквозь пальцы.
Он будто воспарил вне тела и одновременно был в себе. Ощущал каждую клетку своего ложного тела, слепленного даже не из материи.
Глаза вдруг легко открылись, повинуясь желанию. Преодолевая сопротивление сгустившегося воздуха Аз приподнялся на локте. Медленно встал на одно колено и разглядел точеную фигурку настоящей ведьмы Энн.
Ведьма шла к нему и при этом удалялась, становясь меньше. Нет, она шла не к нему, она шла к Йунгри. Но смотрел он и ее глазами тоже.
Восприятие свернулось в трубу, и вместе с девочкой они следили за ведьмой, будто со дна одного колодца.
Сосредоточившись на поиске способа ударить по ведьме, Аз отчетливо различил в воздухе живые, пульсирующие нити энергий и сгустки сил.
Повинуясь подсказкам Азара и Йунгри, забубнивших в его голове на два голоса, определил, какие из них сможет подчинить себе. И начал стягивать вместе мерцающие жгуты, похожие на журчащие прямо по воздуху ручейки. Завязывая их на себя в подобие пружины.
Неожиданно Еремей ощутил в вытянутой вперед руке что-то вроде гибкого живого жгута. Подобрался раненым зверем, не в силах встать или бросится вперед.
Даже кажется оскалил острые зубы в холодной усмешке. Аз был одновременно и в своем теле, и в голове девочки, и где-то сверху.
Он отчетливо увидел красного от напряжения Пренара, скрючившегося чуть в стороне ото всех. Замедленно плывущую к Йунгри ведьму Энн. И Матрушу, стоящую на коленях, закрыв голову руками.
Энн сперва с презрением игнорировала подавленного и слабого колдуна, сил которого хватило только на то, чтобы встать на одно колено.
Но потом она вдруг что-то почувствовала. Бросила на Еремея резкий, удивленный взгляд и изменилась в лице. В картинном бешенстве она обернулась к Матруше и зарычала, как дикая рысь:
— Ах ты глупая ослица, ты не сказала мне что он игрок!
И, в порыве гнева, отвесила Матруше размашистую пощечину. Та, в благоговейном ужасе, не отрывала взгляда от хозяйки. И обе пропустили момент, когда Аз нелепо взмахнул рукой в их сторону.
Секунда, что ведьма была охвачена желчной яростью, решила исход боя. Держи она себя в руках, ей не составило бы труда расправиться и с неопытным мистиком, и с девочкой истощившей дарованные ей от природы силы.
Не говоря уже о каком-то там лесном охотнике. Но, очевидно, девушка играла в игру с целью выпустить пар, а вовсе не для того чтобы себя сдерживать.
Гибкая и неправдоподобно быстрая, она уже рванула прямо сквозь воздух к Еремею, но было уже слишком поздно.
Неестественно взвизгнул воздух. Мелькнул жгут скрученного, синеватого тумана в руке мистика и наотмашь хлестнул по ведьмам.
Одной, стоящей на коленях, прижимая ладонь к щеке. И другой, уже летящей к Еремею, чтобы жестоко с ним расправиться. Жгут свернутых сил достигает их и обе отлетают назад, как соломенные.
Ведьмы еще не упали на траву, а Пренар, как отпущенный на волю заяц, взвился в воздух и кинулся вперед.
***
Для отца Йунгри осталось загадкой все, что произошло между ведьмами и чудином.
Колдовская сила скрутила охотника невидимыми цепями, не давая даже вздохнуть. На уши и глаза давило, и он мог видеть только Аза, что скрючился напротив него.
Тот вдруг кое-как привстал и протянул к ведьмам дрожащую руку. Все произошло очень быстро. Новая Ведьма вдруг закричала и влепила Матруше пощечину.
После чего полетела к колдуну, будто ее кинули в него. Но тот успел отмахнуться странно взвизгнувшей рукой. И обеих ведьм, как ветром, отбросило на пару шагов назад.
Едва Пренара отпустило, как он рванул вперед стрелою с тетивы.
