– Да, я так говорил, – кивнул Фырх. – Но ты не видишь дальше гривы своего коня. Сначала Цагаан захватит земли Ашрах, потом пастбища другого клана, потом другого… А там, глядишь, и все Пустоши подчинятся его воле.
Перед тем как въехать на земли клана Орчибат орки остановились на ночевку. Утром воины Кучума собрались было повернуть назад, но седой шаман их остановил и приказал следовать дальше. Бахчум удивился, но спорить не стал.
– Перед отъездом я успел кое-что узнать про Кархая у наставника Чарша, – неожиданно сказал Фырх, отвечая на не высказанный вопрос ученика. – Тот поведал мне, что шаман Орчибат хорошо ладит с низшими духами. Высших духов призывает очень редко. То ли сил маловато, то ли боится. В общем – хороший шаман, которому повезло получить в кормление целый клан, а не какой-нибудь захудалый род. Одному мне с ним справиться будет тяжело, поэтому и послали нас двоих.
– К чему ты это сказал? – поинтересовался Бахчум.
– К тому, что я за весь день не видел ни одного мелкого духа. А высшие чем-то обеспокоены и не отвечают на мой зов. Интересно, что могло встревожить жителей тонкого мира?
Бахчум не знал ответ на вопрос обеспокоенного наставника, но на всякий случай следующей ночью начертил вокруг стоянки несколько охранных знаков.
Через несколько дней шаманы встретили орка из клана Орчибат. Узнав от него последние новости, посланники Серого храма остановились и начали совещаться.
– Смерть Кархая объясняет странное поведение духов, – облегченно произнес Фырх. – Я уж начал опасаться, что старик узнал про нас и начал проводить неизвестный ритуал.
– И это все что можешь сказать? – удивился Бахчум. – А как же возвращение меча Могултая и появление Вестника?
– Проблему с мечом мы решим, – уверенно ответил седой шаман. – А Вестник нам помехой не будет.
– Почему? – удивился Бахчум.
– Он самозванец.
– Но откуда тебе это знать? Вдруг там пришел настоящий посланник Огадура? Он разотрет нас в пыль!
– Не бойся, кроме самозванца мы никого там не встретим, – усмехнулся Фырх и добавил. – Пророчество о приходе Вестника придумали в Сером храме, чтобы у нашего народа после смерти Огадура не пропала воля к жизни. Самое худшее, что может быть – Вестник окажется человеческим магом. Придется, конечно, потрудится, но в наших землях он нам не соперник.
Прошло почти три недели с тех пор, как местные попробовали отобрать у Шурги его меч. Когда раненного орка внесли в мой шатер, я решил было опробовать на нем заклинание исцеления, но передумал. Раны были не смертельными, если не будет заражения, то заживут сами. Тем более что орчанки принесли мне пару маленьких горшочков с дурно пахнущей мазью. Они уверяли, что это лучшее средство для заживления ран. Последние сомнения, лечить Шургу магией или нет, развеяли собственные воспоминания о том, как я лежал в больнице. Ведь от чего страдает больной? От болячек и недостатка общения. Вот и пусть Шурга говорит только со мной. И чем больше времени он будет выздоравливать, тем больше смогу узнать подробностей про житье огадуров.
Первые дни я на всякий случай подпитывал источник Шурги своей энергией, чтобы он невзначай не окочурился. Но, увидев, как стремительно заживают его раны, прекратил всякую помощь и начал его расспрашивать. В отряде наемников орка игнорировали, так что клыкастик явно соскучился по общению.
Я давно понял, что одним из главных умений человека моей профессии является способность слушать. Нужно только не забывать время от времени поддакивать, удивляться и задавать наводящие вопросы. После этого тебя будут считать чуть ли не ближайшим другом и раскроют многие тайны. А если к этому еще прибавить немного алкоголя, то степень откровенности повысится раза в два.
Заставив Шургу выпить в лечебных целях пару глотков настойки с ядреным запахом браги, найденной мной в закромах шамана, я попросил орка рассказать о себе. Клыкастик начал отвечать скупыми осторожными фразами, однако постепенно увлекся и выложил передо мной всю историю своей жизни.
Многое из того, что мне поведал Шурга, было интересным. Правда иногда он впадал в бред и начинал нести откровенную чушь, про каких-то огромных демонов, кружащих над нами в небе. Трудно сказать что это было – индивидуальная непереносимость алкоголя или шаман успел добавить в бражку каких-нибудь галлюциногенов. Уменьшение дозы «лекарства» все равно приводило к видениям. Опасаясь за душевное здоровье Шурги, я скоро отказался от настойки. Тем более что к тому времени мне удалось с ним наладить доверительные отношения.
То, что жизнь у орков была сложной, было понятно и раньше. Но сейчас я узнал подробности, позволившие составить более цельную картину жизни огадуров.
Суровый климат крепко впечатался в их нравы и обычаи. Соседям орков – гномам и людям, многое из этих обычаев казалось мерзким и диким, но в Пустошах это было залогом выживания. При хроническом дефиците пастбищ, пригодных для выпаса скота, можно было и не гадать, откуда появилось правило поедать умерших родственников вместо захоронения. Мясо здесь было дефицитом. В особо суровые зимы, когда продовольствие подходило к концу, старики сами шли под нож. По этой же причине среди огадуров редко когда можно было встретить тяжело больных или увечных. В живых оставались только те, кто обладал важными для племени знаниями или высоким социальным статусом. Что интересно, орки предпочитали зарезать парочку не очень нужных соплеменников, нежели начать есть лошадей. При таком отношении к своим, чужаки, особенно другой расы, всегда рассматривались огадурами с гастрономической точки зрения. Правда мясо гномов они считали вонючим и жестким, а вот человеческое было своего рода деликатесом. Хотя Шурга оговорился, что, по словам уцелевших стариков, мясо друмов следовало вымачивать. Но в последнее столетие это проверить никто не смог: редкие гномы, случайно попавшие под набег орды, схарчивались на месте, а в Пустоши они по вполне понятным причинам не ходили.
Когда я об этом узнал, то на всякий случай решил на время стать вегетарианцам. А то еще вдруг пригласят на поминальный обед из кого-нибудь старого орка, а меня там возьми да и выверни наизнанку чужим родственником. За такое прирежут на месте и не посмотрят, что я Вестник.
Наиболее привилегированным слоем у орков были воины. Их нельзя есть, пока они способны сражаться, у них были лошади, оружие, слава, несколько жен. Только самые сильные, ловкие и свирепые огадуры могли пройти жесткий отбор и стать воинами.
Шурга искренне в это верил, но вот мне было ясно, что он ошибается. Внешне вся власть принадлежала вождям, но если копнуть глубже, то получалось, что шаманы имели больше средств для манипулирования орками. И это несмотря на то, что реальной магией они практически не владели. Как ни напрягал память Шурга, он так и не смог вспомнить, чтобы шаманы демонстрировали что-то серьезнее маленького файербола или появления пары литров воды. Но в итоге эти полумаги все-таки стояли особняком и не попадали под действие сложившихся обычаев. Так местные чародеи были выведены из пищевой цепочки: на поедание их плоти существовало жесткое табу. Кроме того орки считали, что именно от усилий шаманов зависели такие абстрактные понятия как удача и несчастье, а также более приземленные: болезни, плодородие пастбищ, приплод скота и т.п. То есть если орочий кудесник решит покинуть племя, то, согласно суевериям, он обречет его на вымирание. Поэтому вождям приходилось действовать с оглядкой на шаманов и стараться не допустить их ухода.
