Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

— Арсений Венедиктович, моя дочь Анна желает с вами поговорить. Она утверждает, это крайне важно.

Я прижала к уху тяжелую трубку:

— И не просто поговорить. Я прошу вас привезти мне кинжал, которым был заколот Стремнов…

— Но это… — следователь замолчал. Я ждала.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я буду у вас через два часа.

Я не знала, что делать с телефонной трубкой — может, надо было опять покрутить ручку, прежде чем класть ее на рычаг? Марья Петровна отобрала у меня трубку и положила на место.

— Я пришлю сюда Устю. Она отведет тебя в спальню и поможет переодеться.

И прапрабабушка бодро прошагала к двери. Там она обернулась и посмотрела на меня.

— Анна, не наделай глупостей… Я заметила, у вас с Сурминым друг к другу интерес появился, а ни тебе, ни ему эти отношения пользы не принесут. Разговаривай с ним в бильярдной. Надо бы мне присутствовать, но уверена, ты хочешь говорить с Арсением Венедиктовичем тет-а-тет, и тебя не остановить. Визит его не затягивай — парикмахер вот-вот будет. Тебя причешут последней — после Поли. Подумай о парюре…

И я осталась одна. В каком разрезе я должна была думать о парюре? Никакие парюры мне в голову не лезли — я волновалась перед встречей с Сурминым.

4. Я делю парюру и беседую с Сурминым.

Жать долго не пришлось. Явилась длиннокосая Устя-Тюня, и мы пустились в обратный путь — к моей спальне. Меня уже ждал наряд — строгое фиолетово-синее атласное платье с высоким воротом. Я безропотно вытерпела затягивание корсета и причесывание на скорую руку. Под конец процедуры пришла маман с футляром — и дался же ей этот футляр!

— Анна, надо все-таки решить…

— Да в чем там дело, с этим гарнитуром?

— Я должна разделить, но поровну не получается…

— Что — поровну?

— Как — что? Парюру…

— И в чем проблема?

— В том, что Царь Ночи сейчас стоит колоссальных денег — твой отец еще в молодости купил камень у одного адмирала… Алмаз огранили и нарекли Царем Ночи еще лет триста назад, а ваш отец заказал для него оправу и добавил колье, в котором тоже бриллианты, но, конечно, мелкие… Много после сделали брошь и серьги, подобрав похожие по цвету камни — сапфиры, аметисты… Та, которая получит бриллиант, будет иметь меньшую долю иного наследства…

Я взяла в руки футляр. Видела я бриллианты в Алмазном фонде — не считая тех, что в ювелирных магазинах. Но эти просмотры не научили меня приходить от камней в восторг. Работа ювелира — да. А камень — он камень и есть… Я потянула за бриллиантовую нить — вот он, Царь Ночи — почти с перепелиное яйцо камень в виде капли, голубоватый по краям и почти чернильной синевы в середине. Я сжала бриллиант в кулаке. Интересно, остались ли у меня в 1909 году паранормальные способности? Не успела я это подумать, как передо мной возник черный квадрат, за ним — другой, третий… Уходящая в бесконечность вереница черных квадратов… Я вспомнила, как сказал Гр-р: "Если человек мертв, ты видишь черный квадрат".

Не могла же я сделать Анну владелицей бриллианта, который ничего хорошего прежним хозяевам не принес? Похоже, камень с кровавым прошлым — вон какая очередь покойников! Да и против Полины я ничего не имела — ей такое сокровище тоже ни к чему.

— Маман, если право выбора за мной, я выбираю брошь и серьги. Но не отдавайте бриллиант Полине — избавьтесь от него… Поменяйте на что-нибудь, продайте — пусть будут деньги…

— Не могу — такова воля вашего отца. Царь Ночи должен быть у одной из его дочерей.

— Тогда скажите Полине — пусть продаст…

— Это решит Полина. Твоя часть вот. Можешь делать с украшениями что хочешь. Да, еще вот что… После Мордвиновых пусть вас с Полиной привезут домой — я встречу, самовар велю поставить. Сурмина пригласи…

И моя прапрабабка удалилась, забрав у меня колье с Царем Ночи и оставив взамен черный футляр — с одним пустым гнездом в виде капли.

Кто нас привезет? Когда? Откуда? Сказала бы толком… И как я следака буду приглашать — если не знаю, что и когда тут будет?

Я надела серьги и приколола брошь. Найдя себя, то есть, конечно, Анну, необыкновенно привлекательной, я самостоятельно отправилась в бильярдную — ждать Сурмина.

Я как раз пыталась подтащить к камину второе кресло, когда в комнате появился Сурмин. Он быстро прошел к камину, одним движением развернул кресло — и только потом слегка поклонился и поднес к губам мою руку. Руку Анны, конечно… Но заволновалась-то я, Нина. Громов на самом деле похож на прадедушку, правда, с разницей в пятнадцать лет… У меня случился дикий приступ головокружения — я на миг перестала понимать, где я, где Анна, и кто передо мной — Гр-р или его прадедушка. Пришлось упасть в кресло. Сурмин продолжал стоять. Вот это воспитание — ручки целует, пока не велят — не сядет! Я попросила его сесть, он занял кресло напротив и с явным удовольствием принялся помешивать каминными щипцами угли, ожидая, когда я начну разговор. Я вспомнила, как на том же месте, правда не в кресле, а на низеньком пуфике совсем недавно сидел адвокат, также ворошил угольки и уронил щипцы в камин. Могу поспорить, следак щипцы не бросит, что бы я ни сказала…

— Арсений Венедиктович, спасибо, что вы пришли… Прежде чем вы покажете мне орудие преступления, расскажите, как вы поняли, что гибель Даши связана с убийством Стремнова?

Сурмин, улыбаясь, смотрел на меня. Я могла бы попробовать нажать на свою синюю кнопку и прочитать его мысли. Но, как и с Громовым, мне совсем не хотелось этого делать — пусть будет по-человечески. Достаточно и того, что я хочу подержать в руке тот нож — или все-таки кинжал? Я-то видела только рукоять…

— Анна Федоровна, я согласился приехать, потому что вы мне нравитесь. Вы необычная женщина (знал бы ты — насколько, подумала я), у вас незаурядный ум. Даже не верится, что доктора всерьез сомневались в вашей вменяемости.

— Но провалы в памяти…

— Я думаю, это следствие потрясения… Пройдет время, и все будет по-прежнему… С вашего разрешения я продолжу… Придя к вам на следующий день после убийства Стремнова, я нашел вас в еще более удручающем состоянии — вы не помнили, о чем говорили со мной накануне (еще бы я помнила — это уже была не я, а Анна!). Перед тем как оставить вас докторам, я поговорил с вами и выяснил, в чем заключался тот секрет Терентьева, которым вы его пугали, обещая открыть всем. Ваш жених как-то проговорился вам, что Терентьев — игрок. Я допросил Тереньтева. Он сознался, что был должен Стремнову сорок пять тысяч — все в рулетку просадил… Я предположил, что он убил Стремнова, чтобы эти деньги не возвращать. Но Терентьев в убийстве Стремнова не признался. Дарья, горничная, когда на допрос ее вызвали, повинилась, что утаила от следствия факт нахождения Терентьева дома в ночь убийства. Но и тогда на допросе она сказала не все. Мне стало ясно, что убил ее не кто иной, как Михаил Терентьев. Она знала что-то еще и требовала от Терентьева деньги за молчание. Сторож, который видел человека, столкнувшего Дарью в канал, запомнил, что тот был в клетчатом пальто, и описал "стеклышки" на носу убийцы — очки или пенсне. У Терентьева есть клетчатое пальто, и он носит очки — приметы совпадают. Я показал сторожу нескольких человек, одетых в клетчатые пальто и имеющих очки. Он без колебаний указал на Терентьева. Сейчас Терентьев ждет суда. Он сознался в убийстве Дарьи Селедкиной.