Я вернулся в комнату, Белка шагнула мне навстречу, я обнял ее, она приподнялась на носках, ее губы налились сиропом и раскрылись лепестками чайной розы, глаза-киви покрылись сладкой испариной, в черных дисках зрачков я увидел свое отражение — я приближался, и в моих зрачках отражался салатовый блеск Белкиных глаз. Мы стали зеркалами, мы обладали одним на двоих взглядом, и мы загнали его в ловушку вечного отражения. Белка пахла сосновой смолой. Ее губы коснулись моих, трепетный язычок, словно щупальце древнего моллюска, потыкался в мои губы, ласково их раздвинул и пополз дальше. Я прижал Белку к себе, я хотел завязать наши языки в узел, я слышал ее сердце — его ритм попадал с моим в резонанс, и казалось, что еще немного, частота колебаний дойдет до критической отметки и резонанс разорвет нас на молекулы…
Двери распахнулись, я оглянулся и увидел на пороге Белкину соседку. На ней был ситцевый халат в глупую синюю клетку, в руках — тарелка салата. Девушка смотрела на нас с раздражением. Белка выглянула на нее из-за моего плеча, улыбнулась, потом обвила руками мою шею, сказала:
— Знакомься. Это Гвоздь.
— Хорошо, хоть не болт, — любезно заметила девушка, добавила ехидно: — А прежний куда подевался?
— Я выбросила его на помойку, — совершенно невозмутимо ответила Белка, вернув взгляд на меня. — Как и всех балбесов до него.
— Понял, что тебя ожидает, Гвоздь? — холодно заметила девушка.
— Можешь сходить на помойку и поискать брошенных балбесов. Тебе они точно пригодятся.
Девушка с грохотом захлопнула дверь.
— Я же говорила, что она стерва, — сказала Белка, улыбаясь самой беззаботной улыбкой, потом снова посмотрела на закрытую дверь и вдруг закричала: — Эй! Не уходи далеко! А то тебя смоет штормом!
Потом снова заглянула мне в глаза, добавила тихо:
— Потому что вокруг ураган, а в его сердце… — ее ладонь легла мне на грудь, — вот тут… спокойнее всего.
Пока я спал, Белка успела не только купить мне зубную щетку и вскипятить чайник. Она еще забралась в мой телефон, снесла все контакты под женскими именами и забила свой номер. Выяснил я это уже в институте, сидя на лекции. Сотовый запиликал сигналом входящего сообщения, я достал его и увидел на дисплее: «отправитель: Белка». Она интересовалась, когда я вернусь домой. Мой телефон знал Белкин номер и соответствующее ему имя, а из этого следовало, что кто-то его туда внес. Я с трудом подавил смех — в тишине аудитории он прозвучал бы неуместно.
День, как назло, выдался суматошный. Не успели закончиться лекции, как позвонили из обеих контор и настоятельно попросили приехать как можно скорее. До восьми вечера я настраивал компьютеры и восстанавливал случайно грохнутые таблицы, тихонько проклиная безмозглую бухгалтерию и думая только о том, как зароюсь носом в пушистое золото, втяну полной грудью аромат сена и горячего молока, как прижму Белку к себе и сквозь тонкую ткань услышу стук набирающего обороты сердечка… Просто удивительно, что я-таки смог настроить компьютеры и восстановить потерянные данные.
Покончив с работой, я заскочил в магазин, купил бутылку приличного коньяка (благо в одной из контор мне выдали аванс), фрукты и зубную щетку. Хотел купить конфет, но решил, что это слишком банально, минут десять бродил вдоль стеллажей и холодильников, пока на глаза мне не попались орехи. Я нагреб их в пакет с килограмм и, довольный оригинальностью мысли, отправился домой.
Добравшись до общежития Белки, я набрал ее номер.
— Привет, Бельчонок. Я стою на пороге твоей общаги.
— Поднимайся!
— Нет. Пошли ко мне. Я тоже купил тебе зубную щетку и еще бутылку отличного коньяка.
— И цветы, конечно?
«Вот черт!»
— Нет. Я без них.
Белка на секунду задумалась. Я поспешно добавил, стараясь придать голосу трагизм:
— К тому же я побаиваюсь твою соседку. Она может нам во сне глотки перерезать.
— Ладно, — согласилась наконец Белка. — Считай, что я отдаю должное твоей оригинальности. Меня еще никто не совращал подобным образом, к тому же без цветов. — Я улыбнулся, Белка добавила: — Мне надо собраться, подожди пару минут.
Ждать пришлось полчаса. Быстро стемнело, из-за крыши неторопливо выглянуло и уставилось на меня широкое монголоидное лицо Луны. Небесное тело смотрело пристально и равнодушно. Я сказал ему:
— Тебе все равно не понять людские страсти, ты просто огромный сгусток черной пыли. Твоя судьба определена законами физики, наши же… эх, знать бы, чем они определены. Ты, случайно, не в курсе?
Если Луна и владела такой информацией, то делиться со мной не торопилась.
Белка выпорхнула в распахнутые двери, сбежала по ступенькам, вцепилась мне в руку, чмокнула в щеку.
— Привет! Я недолго?
— Ничего страшного. Я занял время разговором с Луной.
— И что она тебе сказала?
— Молчит, зараза. Она же старая и мудрая.
— О чем ты ее спрашивал?
— О тебе.
— Ну и замечательно, что молчит. Нечего все секреты сразу выдавать. Я тебе сама расскажу. Может быть.
— Договорились. Пойдем, что ли?
— Пойдем.
На ней были голубые джинсы, идеально сидящие на подтянутой попочке, и белая майка с открытыми плечами. Волосы, перетянутые синей лентой, кобыльим хвостом елозили ей по лопаткам. От Белки пахло медом и букетом тонких, незнакомых мне ароматов — наверное, это было какое-то дорогое мыло.
— Скучал по мне?
— Еще как. Меня разрывало желание бросить работу и бежать к тебе со всех ног.
— Правда?
— Правда.
— Гвоздь.
— Тут я.
— Ты не думаешь, что все происходит как-то быстро?
— Ни капли. Сегодня утром я понял, что мы с тобой знакомы уже две тысячи лет.
— Это потому, что я тебя заколдовала.
— Точно. Ты профессиональная ведьмочка. И самая очаровательная из всех ведьм.
— Я понарошку колдую.
— А действует как всерьез.
— Гвоздик?
— Я тут.
— А у тебя были другие… ведьмочки?
— Да. Но все они были бездарны. Совершенно не умели колдовать.
— А всё остальное умели?
— Хочешь, чтобы я спросил тебя про твоих ведьмаков? Про всех упырей и вурдалаков, которые были твоими мужчинами?
— Нет.
— Или все-таки спросить?
— Я сейчас разозлюсь и вернусь к себе.
— У меня для тебя есть подарок. — Я помахал пакетом. — Я тоже помаленьку приколдовываю. Приходится учиться.
— Что там?
— Вот придем ко мне, и узнаешь.
— Вот же изверг!
— Совсем чуть-чуть осталось. Мы почти пришли.
— Нельзя давить на мое любопытство! Давить на мое любопытство — это просто бестактно! У тебя нет сердца!
