Перед тем, как мы распрощались, сопровождавшая ту Кая получила от меня единственное предупреждение:
— Не дай хозяйке поднять стяг семьи над головой, если не хочешь, её смерти. — Воительница отозвалась грозным взглядом. Посмотрев сначала на хозяйку, а после на меня, та кивнула и, поцеловав указательный и средний палец, послала мне некое подобие воздушного поцелуя.
— Что означает этот жест? — обратился я к забавно усмехнувшейся Сигрид.
— То, что она тебе доверяет, — заявила сестра, — а ещё то, что она отрежет тебе член и заставит делать грязные дела языком, если ты по какой-то причине её предашь. Глауд, что ты ей сказал?
— Ничего особенного… — ухмыльнувшись столь вульгарному и милому одновременно жесту, отозвался я.
Миновав застенки академии, мы попали на богатые, ещё ни о чём не подозревающие улицы, где во всю верхом на своих породистых лошадях разъезжали знатные особы. Кто в броне, кто в шёлке, они в большинстве своём бесцельно прогуливались. Выгуливали своих мужей, детей, свиту и прочих. Даже сейчас, когда неподалёку отсюда осаждался один из домов им подобных, местная аристократия вспоминала об этом лишь под резкие раздававшиеся по округе звуки хлопков и взрывов.
— Боги, когда уже всё это закончится и на улицы нашего города вернётся спокойствие? — поправив подол своих широких штанин, чем-то напоминавших платье, произнёс один усатый старикан.
— Ох, и не говорите, прекрасный Ен, — взяв друга под ручку, отозвался второй такой же пузатый, разодетый в свободные шелка пурпурного тона мужчина. — Эти Бэтфорты и их желание породниться с отпрысками мёртвого рода*. Уже за одно такое желание требовалось снять с них все привилегии лордесс и выставить на ту же улицу, где бродят их любимые крысы и собаки. Что только прекрасные Штольцгеры нашли в них, не понимаю. Вот моя дочь… — Дальше я уже не слушал. Пелена ненависти затмила разум, и я, едва сдерживаясь, поспешил прибавить ходу, дабы случайно не сорваться и не отправить этих воркующих голубков на тот свет раньше времени.
Их поведение мне казалось мерзким, а ситуация, в которой именно такие мужчины привлекали внимание местныж женщин, ещё более отвратительной. Что на Крысиной улице, что на Собачей я видел мужиков, как мне казалось, настоящих. Они так же, как и их жёны и дети, работали по дому, кололи дрова, стирали, пекли, шили и тягали на собственных плечах все, что только требовалось. В чумазом и жестоком средневековье, с которым я столкнулся на своей нецивилизованной стороне, мужики этого мира почти ничем не отличались от проживавших в моём мире.
А здесь… Каждый, проходивший по улице, сопровождался пристальным желанным взглядом. Каждый мог рассчитывать на пару, помощь, внимание и подарки. Чистые, откормленные и разодетые, они редко вели дела и в основном прожигали жизнь в подобных пустозвонных беседах.
Когда на наших улицах ежедневно дети, взрослые и старики, столкнувшись с бедой и нищетой, гибли от голода и холода, им было плевать, но когда беда коснулась их домов и сбежала парочка рабов, они тотчас вспомнили о нас. Вспомнили о своих «врагах» и тех, кто оказывает им сострадание.
«Потерпите немного, скоро я верну вам ваше спокойствие».
Воспользовавшись моментом, попросил сестёр как можно аккуратнее показать мне причал и место содержания рабов. С моих же слов, эта информация нужна была не мне, а нашим "союзницам", благо, никто не стал спрашивать каким именно. Задачка в условиях тотального наблюдения за оборванцами, вроде нас, та ещё. Несколько патрулей останавливали, спрашивали, кто такие и чего здесь забыли. Множество раз нас хотели отвести куда-то к местному дознавателю, подозревая в неладном. Но всё время слыша имя Дэйды, по чьей вине мы и задержались, нас отпускали.
— Везение не бесконечно. Рано или поздно, устав штурмовать крепость Эльги, они явятся и за нами. — Дельное замечание старшей вынудило отказаться от планов, пусть и на секунду, но мне всё же удалось разглядеть один из трёх огромных длинных припортовых бараков. Огромные, темные, длинные строения с крайне странной, казавшейся подгнившей крышей. Если и забираться внутрь незамеченно, так только через верх. В голове пометил об необходимости прихватить с собой веревку.
Ночная темень всё быстрее наползала на Тэтэнкоф. А вместе с ней и мы всё ближе становились к дому. Именно сегодня наши грязные улицы казались как никогда пустыми, а горевшие в окнах домов комнаты яркими и многолюдными. Везде мерцали множественные тени, дома полнились людьми, не способными сказать и пары громких слов. Звучный голос вечно недовольных улиц стал шёпотом. Я чувствовал это и так же, как и сёстры, понимал истинную тому причину.
— Дети мои… — Едва мы шагнули на порок, выскочила из дома Хельга, сжав нас в крепких объятиях. — Не стойте, проходите быстрее. — Оглядываясь и проверяя, нет ли за нами слежки, женщина, одетая в кольчужный доспех, поспешно захлопнув дверь и опустила засов.
Внутри первого этажа собралась целая делегация. Здесь тебе и знакомая охотница, прибывающая вечно навеселе, и торгашка снадобьями, у которой я покупал зелья, и, что самое удивительное, главная служанка наших соседей в компании сразу нескольких зеленоглазых рабынь, разодетых уж точно не для стирки или уборки по дому.
Множество женщин почтенного возраста с оружием в руках, занимая всё свободное пространство на этаже, с любопытством глядели на нас. Все они ожидали ту, которая прервёт мучившую пришедших людей тишину.
— Дочери мои, — глядя на толпу, собирая в себе силы для того, чтобы сказать следующие слова, затянула Хельга. — В эти неспокойные дни я прошу вас позаботиться о нашем мальчике и покинуть город. Ситуация страшная, скоро произойдет то, чего все эти годы я так боялась.
— О чём это ты? — догадываясь, как и я, но желая убедиться, переспросила Сигрид.
Из-за спины матери к нам шагнула разодетая женщина. В рясе, с посохом и странным медальоном на груди, та, положив руку на плечо Хельги, проговорила:
— Великие Игнис с порывом весенним несут перемены… — гортанный голос женщины казался могильным, от её дыхания волосы на голове становились дыбом, а не успевшая позабыть адский жар кровь застывала в жилах. — Жрицы Тэтэнкофа из ночи в ночь неделю корчатся в муках. Они видят армию, пламя и ту, которая способна это пламя победить.
— Из Видэнберга доносятся дурные вести, Сигрид — решила пояснить мать. — Поговаривают, что совет регента решил сместить слабую графиню Кларимонд, истинную хозяйку этих земель, и переметнуться на сторону нашего врага — Видэнберга. Если это произойдет, все мы, целый город станет придатком их зажравшейся правительницы.
— Зачем бургомистру сдавать город? Они и Штольцгеры… — возразила старшая сестра, но мать её тотчас перебила.
— Бургомистр и Штольцгеры давние союзники, а Эльга всячески их покрывала и защищала. С чего бы им устранять её? Видимо, капитан городской стражи узнала их тайну, а значит, как защитница рода и Империи Эльга не смогла бы стоять в сторонке. Всё это: предательство Тэгенов, Штольцгеров, а также известие о мобилизации соседней армии и смещении законной графини — говорит только об одном, дочь моя. Происходит переворот, и то, как хитро Вигберт поступила со всеми Виг, это только подтверждает. Ведь когда те, скупив рабов, инструменты, шелка и прочее вернутся сюда за своими землями, такого города, как Тэтэнкоф, с его законами уже не будет существовать. Нас переименуют, присоединят к другой семье, лишив былых статусов и привилегий. Мы опять станем нищими и рабами! — От слов матери по этажу поползли недовольный шёпот и ворчание.
— Мои дочери, вы выросли с северными традициями в сердцах. Как никто другой знаете, как важно понятие чести в эти тёмные времена… Эльга, моя давняя подруга, сейчас в самом тылу, логове врага. Она доблестный воин, меч и щит севера, защитница этих улиц, не раз вступавшая в открытые конфликты, отстаивая наши интересы, и я не могу бросить её там умирать. Не могу отдать врагу город, ставший мне домом! — Вновь гул и гомон уже на более высоких тонах поднялись на этаже. — Сегодня те, кого они называли отбросами общества, покажут свою истинную цену, а после, защитив город от захватчиков, докажут верность Империи и правящей семье! — В эмоциональном порыве забыв о невысоких потолках, вскрикнула Хельга, вогнав в них меч аж по самую рукоять.
