— Смотри не окосей, — предупредила именинница. — Мне, конечно, не жалко, да и мужчина ты здоровый, крепкий. Но к нашему вину непривычный.
— У нас такого нет, — он выпил третий стакан. — У нас меды варят хмельные.
— Да где же это нынче варят? Трепло…
— В монастырях, — намекнул Ражный. — В некоторых…
— К нам–то чего не в сезон? — спросила старуха.
— Приехал вот горным воздухом подышать, — ещё раз намекнул он. — Доктора прописали…
А сам подумал: если предложит квартиру и стол, значит, интуиция подвела, бабке и впрямь вина не жалко, дороже здоровье — тащить на себе ведёрный бурдюк да, пожалуй, два пуда мёду в банках.
— Ну, дыши, — позволила она. — Правда, зимой у нас воздух тяжёлый, особенно в горах. Кислороду не хватает, растения под снегом, не выделяют.
Усатая торговка оказалась ещё и образованной.
— В горах живёшь? — между делом спросил он.
— В городах что виноград, что мёд пустые, декоративные, — со знанием дела проговорила старуха. — Всё настоящее только на южных склонах, да и то не везде.
— Ты прямо агроном! А по речке Дивьей хороший растёт?
Это был прямой вопрос, однако же заданный наугад. Поэтому и ответ последовал соответствующий:
— Где это?
— Сам не знаю. Слышал, там вино делают — со стакана валит.
— Со стакана валит чача, — заметила она, щедро натачивая вино. — Это ты про самогонщиков, а мы делаем вино. Старинным способом. Чачей у нас только покойников обмывают.
— Ни разу не видел, как делают вино, — признался Ражный.
— Ничего, увидишь, — старуха со стуком выставила очередной стакан. — Какие твои годы… Пей!
— Ну, долголетия тебе, от всей души! — он выпил и полез за деньгами.
— Квартиру ищешь? — вопрос прозвучал между прочим, но с явным, обнадёживающим намёком.
— Ищу, да не здесь, — осторожно отозвался Ражный. — В горах хочу пожить…
Торговка отвела его руку с деньгами.
— Товар поможешь донести! Домой поеду. Торговля сегодня не идёт. Всё даром раздаю.
— Такой товар донести — с удовольствием!
Он закинул на плечо два связанных между собой бурдюка, взял тяжёлую сумку с мёдом. Старуха копошилась под прилавком.
— Тут ещё газ у меня. Зараз унесёшь?
— Унесу.
Она с трудом выкорчевала столитровый газовый баллон.
— Силёнок хватит?
Вячеслав склонился и взял баллон под мышку. Старуха это оценила.
— На стоянке синий «Опель», — вдруг сказала она. — С мятой мордой. Неси и жди меня, догоню.
Это полное доверие обескуражило и вдохновило. Ражный вышел с крытого рынка, пересёк пустую площадь и отыскал нужную машину на стоянке. В кабине никого не было, подёргал дверцы — заперто. Кажется, боярин подрядил в сопровождающие не калика, не отрока на худой случай, а эту именинницу, и чем дольше она не появлялась, тем больше росла уверенность. Ждать пришлось четверть часа, старуха приковыляла трусцой — ещё и хромая оказалась, открыла багажник.
— Загружай, — шепнула с оглядкой. — А сам иди по улице до второго перекрёстка. Там подхвачу.
Вячеслав лишь сокрушённо вздохнул в ответ на её конспирацию, загрузил товар, газовый баллон, раскланялся и пошёл.
Устав для араксов Дивьего урочища был не писан, самодеятельность отдавала средневековьем, особенно после технических средств слежки за его бывшей вотчиной. Он ждал встречающих на вокзале и пляже, где на всякий случай уходил от взоров камер и прятал лицо, благо погода позволяла. А тут, на рынке, где бродил открыто и где видеоглаз было ещё больше, ему устроили встречу. Спустившись с гор, бабка, вероятно, даже не подозревала об их существовании, винопитие могли срисовать во всех ракурсах…
Об этом он и сказал, едва очутившись в кабине битого «Опеля».
— Пуганая ворона и куста боится, — самоуверенно ответила старуха. — Что, баскаки задницу припекли?
— Два пассажирских поменял, пока добрался, — облегчённо признался Вячеслав. — Последний раз в Ростове перескочил на попутный грузовой…
Кажется, она никуда ехать не собиралась, развалившись на сиденье.
— Третий день на базаре торчу, — проворчала. — Важная птица летит, как генерала её встречай…
— От слежки избавлялся. И всё равно чувство, по пятам идут…
— Здесь ничего не бойся, — заверила она. — А где у тебя вещи? На вокзале?
— Всё с собой, — он приподнял котомку. — Много ли надо вольному засаднику? Рубаха да порты…
— И то правда… Ну, куда поедем, отдыхающий? Сразу в мой санаторий?
От её слов всплеснувшаяся было волна жизни сразу опала и померкла.
— А можно и сразу к Белым Дивам, — мрачно пошутил он.
— Ишь, чего захотел! Ты что, отрок, всё ещё в сказки веришь?
— Тогда какие ещё варианты?
Старуха оценивающе его осмотрела, облокотившись на руль.
— У тебя вариантов нет, Сергиев воин. А я вот думаю: одного тебя везти, как барина, или рабочих ещё прихватить.
— Как хочешь…
— Ладно, за работягами потом съезжу, — решила она. — Виноград киснет, давить некому…
— Тогда поехали на твой курорт!
Она услышала сарказм и обидчиво заворчала:
— Все вы так… Сначала ерепенитесь, потом палкой не выгонишь. Говорят, Ражный, Ражный, богатырь, жених завидный. Думала, эдакий красавец явится. А ты с виду так, не очень–то и ражный. Перепуганный какой–то, встрёпанный…
Он опять вспомнил калика и секрет, купленный за медвежью шкуру. Подмывало съязвить старухе и напрямую спросить по поводу брачной конторы в урочище. Судя по независимым рассуждениям, скорее всего, она была женой аракса, возможно, опричного. Видно, вотчина Булыги совсем захирела, коли вместо калика или отрока бабку послали встречать, усатую и бородатую. Однако при всей своей дерзости и ворчливом характере к себе она располагала, возможно, неким скрытым материнским сопереживанием.
— Я вотчину потерял, — признался он. — Из Сирого ушёл, а своего урочища лишился.
— Да слыхали… Ну, из Сирого ты на кукушке прилетел, сокол. И даже хвост не пощипали. Напротив, Сычу крылья подрезал. А он — птенец нашего гнезда, не одну зиму зимовал. И гляди ты, добился–таки любви своей наречённой!
Несмотря на отдалённость и кажущееся запустение Дивьего урочища, здесь знали всё, что происходит в Засадном полку. Даже такие тонкие подробности, кто и чью любовь завоевал.
На откровенность Ражного больше не тянуло, кроме того, приметная машина стояла почти на повороте, мешала проезду и привлекала внимание, что старуху вообще не волновало.
— Может, поедем? — предложил он.
Старуха наконец–то запустила мотор, сдёрнула с головы берет, распустив седые свалянные лохмы, и превратилась в Бабу–ягу, как на картинках рисуют.
