Богдан без слов приблизился на расстояние двух шагов, остановился.
Глаза в глаза.
Взгляд проникал в самую глубинную мою суть, однако и я могла нырнуть в него, сейчас оба были предельно открыты и доступны, как Адам и Ева, «наги» и первозданны.
«Зачем тебе это нужно?»
«Я так решила!»
«Справишься ли?»
«Справлюсь»
«Кто тебе позволит?» — издевательски.
«Кто мне помешает?»
«Остановись, Алиша, уходи. Назад пути уже не будет»
«Я никогда не возвращаюсь»
«Тогда будет бой!»
«Я согласна»
В следующую секунду невероятная тяжесть обрушилась на плечи, пригвоздила к месту, ноги задрожали, подгибаясь, ужасное желание опуститься на колени овладело мной. В глазах противника зажёгся стальной огонь, они вдруг побелели. Глубоко вдохнув, стараясь не соскользнуть в этот огонь, не сгореть в нём, превратившись в глыбу льда, я выровнялась. Улыбнулась. Протянулась «через», сквозь пелену мрака, окунулась в его душу, свернулась клубочком, устроилась на самой её глубине. Всё внутри замирало от холода, зубы сводило от ощущения твёрдости, обволакивающего, сжимающего каменными плитами.
Я не сопротивлялась, подобно маленькому пушистому котёнку льнула доверчиво к надвигающейся опасности. Я верила всю свою жизнь, что кулак не способен коснуться искренней сердечной улыбки, что пуля не заденет любящего сердца, что нежность плавит не только ненависть, но самые гигантские глыбы льда в душе.
Он изливал в пространство потоки смерти, обволакивал нас обоих коконом безжизненного забвения, я улыбалась, излучая тепло, из глаз струился огонь, но не обжигающий, а воспламеняющий, несущий свет. И этот огонь создавал внутри кокона смерти свой, сияющий кокон жизни.
И тогда за спиной Богдана распахнулись огромные чёрные крылья. Нависли над улицами, закрыв собой добрую половину столицы, в городе сразу потемнело. Не отрывая глаз от глаз, я распахнула свои, белоснежные, распахнула слегка, подрагивая каждым пёрышком, трепеща, едва касаясь снизу его крыльев. Он замер на миг, а потом сомкнул их, сминая мои. Жестоко, безжалостно, неотвратимо…
Две слезинки навернулись на глаза, но тут же высохли, от пламени любви, бушующего в моих глазах, превратились в лёгкую дымку.
Пространство вокруг искрилось, шло рваными полосами, волнами, дрожало. Словно окаменев стояли мы и вокруг, во всей вселенной, не было больше ни одной живой души. Всё иллюзия, этот мир — иллюзия, все живущие в нём — иллюзия. Все, кроме нас двоих. Отступили даже сущности тонкого плана, остались где-то за непроницаемой гранью.
И мы уже не были людьми. Сейчас, воплощая две силы, противоположные, полярные, мы боролись, но борьба же являлась и слиянием…
Боль исчезла внезапно, забылась, будто её и не было. И снова всепоглощающая нежность проникла в самый потаённый уголочек нашей общей вселенной, вошла во взаимодействие с испепеляющей ненавистью ко всему живому, переродилась в тихую печаль.
«Зачем?»
«Ничему не Быть!»
Маленький пушистый зверёк распахнул глаза и… … я увидела, как он к монстру, крушащему мир, подошёл, ластясь. И тот замер вдруг.
Занесённая рука дрогнула, остановилась.
Крылья ослабли.
Пространство в последний раз пошло волнами и обрело чёткие очертания.
Монстр, каких не видывали миры, взял котёнка на руки и прижал к груди.
Посветлело небо, погас в глаза неживой блеск, растаял, растворился удушающий кокон.
Любви Быть.
— Значит вот так… — проговорил Богдан низким, вибрирующим голосом, — а ведь этот вариант имеет смысл. Может именно он и нужен Школе?
Он шагнул в сторону, освобождая дорогу.
Я двинулась вперёд, пылая каждой клеточкой, не чувствуя земли под ногами. Шаг, второй — поравнялась с воплощением тьмы, повеяло лёгким холодком, но скорее освежающим моё горящее тело, чем замораживающим, третий — вернулись звуки, реальность ожила, по дороге помчались, словно вынырнув из ниоткуда, машины…
Только люди всё ещё обходили это место стороной, в радиусе полусотни метров от нас не было никого.
Я шла, не оборачиваясь, прекрасно видя всё, что осталось за спиной. А там постепенно возвращался к своему человеческому облику, убирал крылья, мой недавний ещё противник.
Взбежав по ступеням, широким, гранитным, я потянула на себя тяжёлую дверь.
В фойе навстречу встал гориллообразный охранник, но тут же опустился обратно.
Это недетские игры, ни к чему вмешиваться.
Чутьё вело безошибочно, побежала направо, попала в широкий длинный коридор. Всё вокруг, без преувеличения, оформлено и обставлено весьма роскошно: повсюду цветы, картины, мягкие глубокие кресла и пара диванов, на стенах — светильники в стиле барокко. По ковру даже страшно ступать в уличной обуви — высокий ворс, нежный, как дыхание ребёнка… И совершенно пусто. Видимо, больные (ой, нет, реабилитирующиеся!) обитают где-то выше, например, на втором этаже. Угу, верно, здесь только административные помещения и кабинеты.
В голове постепенно прояснялось, восторг шёл из самого сердца, растекался во мне: Воленька, я уже иду!
Добежала до лестницы, выстланной красной дорожкой. Позолоченные перила, причудливо изогнутые, удобно легли в руку, гостеприимно заскользили по коже. Я не бежала, летела! Ещё немного, ещё чуть-чуть, а там — всё, что угодно. Я успела, чувствую это всем существом, меня пропустил Богдан, но… где же Алия?
И вбегая на второй этаж, повинуясь интуиции, повернув налево, я сразу увидела её.
По коридору прогуливались пациенты, ухоженные, состоятельные, но внутри глубоко несчастные люди: старые и молодые. Переговаривались между собой, листали журнальчики на диване, смотрели в окно… Моё появление вызвало тихий, но жадный интерес. Я же не обращала внимания на любопытствующие взгляды, мой был устремлён в одном лишь направлении.
Алия стояла на полпути к цели.
Высокая, на голову выше меня, сухонькая, словно невесомая, интеллигентного вида старушка. Белоснежные, кокетливо накрученные, воздушные локоны, уложенные в высокую причёску, лёгкий, естественный макияж, убавляющий ей без малого лет двадцать. В свои годы заведующая Светлым отделением Школы и основательница психо-реабилитационной клиники выглядела безукоризненно.
Моё появление не было сюрпризом для неё, вероятнее всего, она сознательно вышла навстречу.
Я замерла на месте, и пару секунд мы молча разглядывали друг друга.
— Милостивые господа! — вдруг мелодичным, совершенно молодым голосом, не сводя с меня глаз, произнесла Алия, — прошу всех пройти в зал общей терапии! Сегодня занятия начнутся пораньше… Любочка!
