Горкай подошел к Зусаи, тихо стоящей у стены.
— Сдается мне, мы не доживем до дней Собирателя, — угрюмо сказал он.
— И все-таки ты останешься, — заметила она.
— Конечно, останусь, ведь я из Волчьей Головы, — заявил он с гордостью.
Носта-хан на стене сказал Талисману:
— Этого я не предвидел.
— Ничего. Победим мы или нет, это приблизит день расплаты.
— Почему так?
— Четыре племени будут сражаться вместе. Это покажет всем, каким путем мы должны следовать. Если мы победим, надиры будут знать, что готиров можно побить. Если потерпим поражение, святотатство, учиненное над святыней, скует племена огненными цепями.
— Победим? Ты сказал, что мы все умрем здесь.
— Мы должны быть готовы к смерти, но надежда все же есть, Носта. У них нет воды, поэтому главное — не подпускать их к источникам. Двум тысячам человек требуется двести пятьдесят галлонов воды в сутки, а их лошадям втрое больше. Если мы не допустим их к воде хотя бы несколько дней, лошади начнут падать, и тогда люди...
— Но ведь и они должны были подумать об этом?
— Сомневаюсь. Они полагают, что возьмут святилище за один день, а в нем находятся три глубоких колодца.
— Но сможешь ли ты оборонять его с сотней человек и при этом охранять колодцы и родники за его стенами?
— Нет, нам понадобятся еще воины. Но они придут.
— Откуда? — спросил Носта-хан.
— Их пришлют к нам готиры, — ответил Талисман.
Талисман сидел один на стене, поджав ноги, закрыв глаза и протянув руки к палящему солнцу. Сколько честолюбивых замыслов он лелеял, и самой заветной его мечтой было въехать в город Гульготир рядом с Собирателем; увидеть готиров униженными, их высокие стены разрушенными, их армию — разбитой. Гнев охватил Талисмана, и он позволил гневу некоторое время побушевать у себя в крови, а после понемногу успокоился. То, что он сказал Носта-хану, правда. Битва за святилище объединит племена, как никогда прежде. Даже если он умрет здесь — что вполне возможно, — эти события ускорят приход Собирателя.
Он сказал старшим четырех племен, что на победу рассчитывать нечего. Это тоже правда. Однако военачальник, вступающий в бой с мыслью о поражении, обречен его потерпеть. Замедлив дыхание и успокоив сердце, Талисман поднялся над гневом и досадой. «Скоро здесь сойдутся две армии. Не думай об их численности, смотри в суть». Талисман вновь увидел обшитый деревом кабинет Фанлона в Бодакасской Академии, услышал голос старого солдата: «Ответственность за воинскую часть лежит на одном человеке. Он — дух войска. Если армия утратила мужество, его утратит и полководец. Порядок и смятение, храбрость и трусость — все эти качества заложены в человеческом сердце. Опытный военачальник сначала обескураживает врага, а потом уже наступает. Упорный натиск делает врага боязливым и неспособным рассуждать здраво».
Талисман представил себе Гаргана, снова ощутил гнев и дал ему пройти. Владетель Ларнесса однажды уже потерпел неудачу со своим кадетом, хотя все преимущества были на его стороне. «Смогу ли я победить его снова?» — думал Талисман.
Этот человек одержим ненавистью, однако он сильный полководец, отважный воин — и далеко не дурак, когда спокоен. Весь секрет в том, чтобы лишить его спокойствия, предоставить ненависти взять верх над разумом.
Талисман открыл глаза, встал и посмотрел на запад. Можно заранее сказать, где противник разобьет лагерь — вон у тех сухих холмов, чтобы лошади днем находились в тени. Будут ли они окружать святилище? Нет, просто вышлют разъезды улан патрулировать местность.
Талисман оглядел постройки и стены святилища. Вот гробница Ошикая с плоской крышей, рядом двухэтажный домик, где ночуют паломники. Дальше — руины обвалившейся башни. Три двадцатифутовые ограждающие стены еще крепки, но западная с ее остроугольным проломом — как раз то место, по которому будет бить враг. Гарган вышлет лучников, чтобы сбивать защитников, и пехотинцы с саперными орудиями расширят пролом. А после готиры, подавив оборону одной своей численностью, ворвутся внутрь.
Талисман сошел по каменным ступеням вниз и остановился перед брешью. Будь у него время и люди, он заделал бы ее или по крайней мере завалил камнями от разрушенной башни.
Но Боги Камня и Воды не дали ему ни времени, ни людей.
В ворота въехал Кзун со своими Одинокими Волками. Талисман снял рубашку, бросил ее в пыль и снова поднялся на стену. Следов ехал Квинг-чин с Летучими Конями и Лин-цзе с Небесными Всадниками, а последним — Барцай с Острым Рогом. Надиры выстроились во дворе на своих конях, молча глядя на стоящего над ними Талисмана.
— Я Талисман из Волчьей Головы, — сказал он им, — надир по крови. Это земли Острого Рога — пусть предводитель воинов этого племени Барцай поднимется ко мне на стену. — Барцай перекинул ногу через седло, спрыгнул с коня, поднялся наверх и стал рядом с Талисманом. Талисман порезал своим ножом левую ладонь и вытянул руку так, чтобы кровь капала на землю. — Вот кровь, которую я отдаю Острому Рогу, а вместе с ней я даю слово сражаться насмерть за кости Ошикая, Гонителя Демонов. — Помолчав немного, он позвал к себе остальных вожаков. Когда они поднялись на стену, он сказал собравшимся воинам: — На этом месте, далеко назад по течению времени, Ошикай сражался в Битве Пяти Воинств. Он одержал победу, но погиб. В грядущие дни надиры назовут наше сражение с готирами Битвой Пяти Племен и будут рассказывать о нем с гордостью в сердце. Ибо мы воины и сыны воинов. Мы надиры. Мы не знаем страха. — Талисман повысил голос. — А кто такие наши враги? Кем они себя почитают? Они убивают наших женщин и детей, оскверняют наши святыни. Скажи — убил ты хоть одного готирского воина? — спросил он внезапно, указав на одного из всадников Острого Рога, Тот покачал головой. — Теперь убьешь. Ты распорешь своим мечом его глотку, и его кровь прольется на землю. Ты услышишь его предсмертный вопль и увидишь, как меркнет свет в его глазах. И ты тоже. И ты! И ты! Каждый мужчина здесь получит случай расквитаться с ними за их оскорбления и бесчинства. Моя кровь — кровь надира — обагрила эту землю, и я не уйду с этого места, пока готиры не будут разбиты или не отступят. Тот, кто не хочет принести такую же клятву, пусть уходит сейчас. — Никто из всадников не двинулся с места.
Лин-цзе тоже разрезал свою левую ладонь. Он высоко поднял ее, и все прочие вожаки последовали его примеру. Кзун протянул окровавленную руку Талисману, и тот пожал ее.
— Кровные братья! — провозгласил Кзун. — Братья до смерти!
Талисман, подойдя к краю стены, вынул саблю.
— Братья до смерти! — крикнул он.
