Бернхард Хеннен - Меч эльфов. Наследница трона

Гроссмейстер вел Жиля к подножию лестницы, в лабиринт подземных туннелей и комнат. В те времена, когда Анисканс был языческим городом, здесь хоронили мертвых. Это место представляло собой лабиринт из древних гробниц. Место, в котором всегда присутствовала смерть.

В воздухе витала вонь горелой плоти. Тяжелые деревянные двери поглощали большинство звуков, но не все. Постоянно слышались тихие всхлипы, похожие на звучание ветра, когда он проносится по узким ущельям. Иногда кто-то завывал, кто-то вскрикивал.

Тарквинон краем глаза наблюдал за Жилем. Гептарх был не из неженок. Казалось, все это не производило на него ни малейшего впечатления. По крайней мере он не подавал виду. Идущая за ним Лейла, в отличие от него, не утруждала себя попытками скрыть презрение.

На грязной, посеревшей двери были пометки мелом, чтобы можно было легче отыскать нужное помещение и не мешать лишний раз чужому допросу. Пометки так часто стирались и снова обновлялись, что мел покрывал вязким белым слоем всю железную обивку и въедался глубоко в узор древесины.

Тарквинон застыл перед дверью, на которой была изображена буква О, стилизованное дерево без листвы и весы. На дверях никогда не писали имен. Кто в какой темнице находится — было самой строго охраняемой тайной вопрошающих.

Гроссмейстер постучал рукоятью кинжала по грязным доскам. Прошло некоторое время. Наконец послышался звук отодвигаемого засова. Дверь отворилась и открыла взгляду комнату менее четырех шагов в длину. Светлый песчаник стен был покрыт полосами сажи, сводчатый потолок — черен, словно беззвездное небо в ночь новолуния.

На пороге застыл молодой вопрошающий. Он удивленно уставился на роскошно одетого гептарха, затем бросил озадаченный взгляд на Тарквинона.

— Брат Матиас, перед тобой стоит наш дорогой друг, досточтимый Жиль де Монткальм, гептарх Анисканса и верховный хранитель печати Тьюреда. Он хочет составить собственное впечатление о допросе предателей, — пояснил Тарквинон.

Священнослужитель отступил в сторону. Вытер руки о рясу, подвязанную тяжелым кожаным передником. Кроме вопрошающего в маленьком помещении находился только писарь. В его задачу входило фиксировать ход допроса. То был парень невысокого роста с блестящим от пота лицом. Он отошел в самый дальний угол темницы и, очевидно, больше всего хотел бы раствориться в воздухе.

К деревянной скамье в центре комнаты был привязан мускулистый мужчина с грязными черными волосами. От побоев его грудь была серо-синей. Грудная клетка казалась асимметричной, словно все кости под кожей перепутались. Голова мужчины была зажата между двумя деревянными блоками, которые благодаря большому болту можно было стянуть уже. Во рту у бедняги была трубка. На полу рядом с ним стояло несколько глиняных кружек. Пахло кислой блевотиной.

Железная подставка, на которой покоилась сковорода с раскаленными угольями, источала сильный жар. Рядом со сковородой лежали странные инструменты из черного железа. Воздух был тяжелым. В горле першило от дыма.

В стене напротив двери было две ниши, в которые в древние времена, наверное, ставили саркофаги. В одной из ниш лежал изможденный человек, прикрытый серым одеялом. Лицо почти полностью закрывала грязная повязка.

— Кто этот человек на дыбе? — строго спросил Жиль. — Я думал, мы находимся в камере брата Оноре. Что здесь происходит?

— Это Мигель де Тоза, маршал ордена Нового Рыцарства. Он командовал эскортом примарха, — пояснил Тарквинон.

— И когда ты собирался поведать гептархам о его присутствии?

— Он долго боролся со смертью. Только несколько дней назад ему стало лучше. Я хотел на собрании, которое состоится сегодня вечером…

— Конечно! — Жиль сделал жест рукой, словно отгонял надоедливую муху. — Не нужно считать меня дураком, брат Тарквинон. Я возглавляю Церковь более двадцати лет. Дольше, чем кто-либо другой в совете гептархов. Я не занимал бы такое высокое положение столь долго, если бы не обладал невероятным чутьем на интриги. Ты для меня — словно бокал для вина из прозрачного горного хрусталя. Я вижу, что скрывается за твоей безупречной внешностью. За маской честолюбивого борца за веру. Я вижу мрак в твоей душе, Тарквинон. Твою одержимость. Властолюбие. И желание раздавить Новое Рыцарство, чего бы это ни стоило!

Гроссмейстер поглядел на свою гвардию. Они все еще находились снаружи, в коридоре. Но в дверях замерла Лейла, прислонившись к дверному косяку. Одна рука ее покоилась на гарде рапиры.

Если он попытается уладить вопрос силой, то окажется в проигрыше.

Жиль улыбался.

— Думаю, что в данный момент я даже могу прочесть твои мысли. — Старик повернулся к вопрошающему. — Вынь трубку изо рта брата Мигеля. Это выглядит неприлично. Я желаю, чтобы с этого момента с ним обращались, как подобает его положению маршала ордена. С допросами покончено! Я уверен, что вы все равно не вытащите из него ответа, стоящего бумаги, на которой он будет записан.

Вопрошающий поторопился исполнить желание гептарха.

Жиль склонился к Мигелю. Губы того лопнули, резцы были разбиты из-за насильственного введения трубки.

— Спасибо, — пролепетал он в полузабытьи.

Гептарх провел рукой по его растрепанным волосам.

— Теперь с допросами покончено, брат.

Тарквинон снова перевел взгляд на Лейлу. Она перекрывала ему выход в коридор. И почему он не взял больше людей из своей гвардии?! Он мог приказать убить Жиля и потом утверждать, что произошло восстание пленных, жертвой которого, к великому прискорбию, стал хранитель печати.

— Брат, я хочу подать жалобу. Я…

— Нет, нет, мальчик мой. Я пришел не для того, чтобы выслушать твою правду. Я всего лишь хотел, чтобы с тобой и с остальными обращались подобающим образом.

— Но я…

— Прошу тебя, брат. Я здесь не затем, чтобы говорить с тобой. Уважай мои желания, или я прикажу вставить тебе кляп. Нужно ли это?

Тарквинон не поверил своим ушам. Что замышляет старик?

Жиль подошел к нише в стене и отбросил в сторону серое одеяло. Невольно скривился, достал кружевной платок из рукава сутаны и закрыл им рот и нос.

— Вот это и есть брат Оноре?

— Его раны гангренозны… И чаще всего он не идет к ведру, стоящему в углу. К несчастью, таким образом они мстят вопрошающим. Если дышать только ртом, то вонь можно сносить.

— Сними повязку, Тарквинон! Я хочу увидеть его лицо. И смотри, чтобы ты нечаянно не перерезал ему глотку, когда станешь снимать бинты.

Стараясь касаться повязки только кончиками пальцев, гроссмейстер принялся за работу. Вонял Оноре ужасно. Он апатично лежал в стенной нише и, казалось, не совсем понимал, что происходит вокруг. Примарх исхудал до костей, потому что из-за раны в челюсти был не в состоянии принимать пищу. Он мог глотать только жидкий суп, и то с трудом.