Он воевал, подумал Рамиро. Против вот этого самого дролери.
И мы все очень хорошо знаем, что вытворяли Макабрины с пленными сумеречными.
Тонкий и угловатый, как подросток, как насекомое, затянутый в черный комбинезон с высоким поясом, с планшетиком под мышкой, дролери подошел к макабринскому офицеру.
Парни моментально напряглись, подобрались, положили руки на оружие.
— Привет, Вен, — сказал дролери. — Как нога?
— Лучше настоящей, — офицер улыбнулся. По-настоящему улыбнулся, и губами, и глазами, у него даже лицо посветлело. И сумеречный улыбнулся, тряхнул белой как снег головой и зашагал себе дальше, к глянцево-черному "барсу"-фургону, стоящему у перекрестка. Стукнул дверцей — и машина тронулась.
— Тю-ю, — протянул мордатый десантник. — Дроля-то, того! Занята дроля. Куда нам с полковником тягаться.
Офицер медленно покачал головой:
— Спокойно, ребята. Я в ваших ночных развлечениях не участвую. — Усмехнулся. — Вы уж сами разбирайтесь… кто лучше танцует. Или кто куда мордой вышел.
— Традиция, сэн, — смутился мордатый. — Освященная годами. — Он помолчал, потом вскинул голову: — Сэн, разрешите обратиться?
— Валяй, обращайся.
— Личный вопрос задать?
— Бог с тобой, задавай.
— Сэн Вендал, а как вы… познакомились-то?
Его смерили насмешливым взглядом, полковник задрал бровь:
— Дролерийский снайпер сбил мой "вайверн". Безлунной ночью на высоте две тысячи четыреста футов. Когда мы рухнули вместе с машиной, убил моего стрелка. А я — вот. — Он небрежным жестом приподнял край наглаженой брючины и показал притихшим парням титановый костыль, на который был насажен ботинок тонкой кожи.
— Сэн Вендал… — мордатый тяжело задышал и набычился. Парни за его спиной переглядывались.
— Но не стоит слепо ненавидеть их, ребята. — Макабринский полковник смотрел внимательно на лица молодых. На каждую загорелую, выбритую до блеска, напряженную физиономию. — Дролери воевали честно и сражались храбро, получше иных рыцарей. Эта вон маргаритка белая меня подстрелила, а потом два дня тащила на себе, пока я костерил ее по-матери и подыхал от лихорадки. И дотащила, надо сказать, правда, малость не на ту сторону фронта… мда. Ну, вот так и познакомились. — Пауза. Полковник перевел взгляд на сверкающие струи, зажмурился, покачал головой. Потом поднялся, поправил фуражку. — Так что, ребята, — он еще раз оглядел всех, — потанцуйте за меня сегодня.
— Есть, сэн! — рявкнул мордатый, выпрямился и отдал честь.
Рамиро проводил бравого полковника взглядом, тот неторопливо направился к входу в Королевский парк. Хромота его была почти не заметна. Рамиро последовал в ту же сторону, погруженный в собственные невеселые мысли.
* * *
— Рейна, рейна, очнитесь… — громкий шепот звучал, как колокольный набат, часть звуков терялась. Голова словно была наполнена раскаленной лавой. Горло невыносимо драло.
Дышать было трудно. Древесная труха залепила ноздри и губы, пыль слиплась коркой. Амарела раскашлялась, с трудом поднялась на четвереньки, перед глазами все плыло.
Хавьер тянул ее за плечи, продолжая трясти. Лицо его было белым, перекошеным, расплывалось как и все окружающее.
На мгновение Амареле показалось, что она тонет. Гулкие, подводные звуки, что-то сдавливает лоб и переносицу. Она провела рукой и поняла, что носом идет кровь.
— Ахкххкххх…
Она вцепилась мальчишке в воротник, пачкая его кровью и побелкой. Ей казалось, что она кричит, но почти не слышала своего голоса, ничего не слышала, мир выворачивался, как лопнувший шарик.
— К Деречо, доберись до Деречо, давай. Свяжись с ним, как хочешь. Проваливай! Вылезай на крышу, а то на улице тебя подстрелят. О, Господи…
Она повисла на Хавьере, попыталась встать, ноги подкосились, тогда она сильно пихнула оруженосца, направляя к выходу на чердак.
Через некоторое время она поняла, что ее рывками волокут по пыльному полу, в ушах мучительно звенело. В кабак бросили несколько гранат, ее контузило взрывной волной.
— Давай, проваливай, — просипела Амарела. — Я тебе что сказала.
Хавьер всхлипывал, но волок ее наверх, как чертов муравей. Пришлось отбросить идею помереть, и ползти, пытаясь вернуть координацию конечностям.
Наконец они выбрались на крышу со стороны двора — Амарела отстранено подумала, что все еще цветет и ночь звездная, прекрасная и какого черта все это происходит с ней…
В квартале напротив горел дом, полыхал факелом. Урывками слышалась автоматная трескотня, одиночные выстрелы, выкрики.
Амарела привалилась спиной к скату крыши и сглотнула, борясь с головокружением.
Я не гожусь для этого, не гожусь для войны, какого черта, лучше принимать парады или на худой конец, командовать кораблем, но это… оглушающая тишина, потом волнами прорываются звуки, тяжелый звон в ушах, первый этаж завален обломками, полчаса назад он был полон живых веселых людей, потом две противопехотные гранаты сделали свое дело…
Ее начал бить озноб. Хавъер заглядывал в глаза — словно издалека, лицо его расплывалось.
По крыше проползло какое-то темное пятно, Амарела нехотя, с трудом повернула голову: тот самый веселый парень в мятом камуфляже, который потчевал ее рыбой. Лицо его было такой же белесо-кровавой маской, как, наверное и у самой королевы, глаза безумные, с темных волос сорвало берет.
Он что-то сказал ей, но глухота опять накрыла, как каменной крышей.
— Уходите отсюда, — сказала она устало, не слыша собственного голоса. — Хавьер, забирай этого парня и уходите.
Парень снова что-то проговорил, приблизив лицо к ее лицу, смуглый и носатый. Винтовка висела у него за плечом.
— Хавьер, я что сказала. Давай. Двигайте. Я приказываю. Я, все еще рейна Южного берега, мать вашу за ногу перемать, приказываю отвалить отсюда немедленно. Пошли нахер.
Мальчишка потянул носатого за рукав, Амарела снова откинулась назад и закрыла глаза. Полежать, ей надо полежать… Пусть придет Деречо и все починит. А она так устала…
Что-то ухнуло в воздухе, совсем рядом, она не услышала взрыв, но почуяла его всем телом и новой волной дурноты. Рейна безучастно потерла ухо, почувствовала липкое, лизнула — на пальцах была кровь.
Чертова крыша, слава богу, опустела. Две черные тени, пригибаясь, пробежали по слабоосвещенной мостовой.
Амарела неуклюже сползла во внутренний дворик, цепляясь за водосточную трубу, прошла в сад, села. Деревья стояли нетронутые, цвели, благоухали. Каменная скамья была цела. Чаша фонтана, усыпанная белыми в темноте лепестками, не разбилась от шального снаряда.
