Но с другой стороны: я тут сижу не пойми сколько — а где-то в здании еще может быть Милиан. А может и нет: враг мог обвести его вокруг пальца, Улло не нашел здесь следы нахождения Морсуса и ушел в другом направлении. Если всё же Милиан здесь, он мог быть ранен. Чтобы выяснить это, проверить все версии, необходимо двигаться дальше. Рискуя и осторожничая одновременно. Так бывает? Вот и проверим.
Я поднялся, скользя спиной по колонне, перебрал в руке палочку с готовым заклятием, на миг зажмурился, беззвучно выдохнул через рот дрожавшим дыханием, выглянул из-за укрытия.
И встретился лицом к лицу с Морсусом.
Дальше все происходило как в замедленной съемке. Будто кто-то сдерживал мои мысли, мое восприятие действительности. Будто нажал кнопку, чтобы кинопленка медленнее крутилась в барабане. Будто сыпал крахмал и замешивал вокруг меня густой кисель, в котором увязал и маг.
Я действовал неторопливо. Но враг чуть быстрее. Он вскинул сжатую в кулак руку, на пальце блеснул перстень. Я лишь дернул ладонью в каком-то боязливом защищающимся жесте. Маг смотрел на меня не мигая. Я думал весь съежиться и старался зажмуриться, напрасно надеясь, что это смягчит боль, когда меня пронзит магия. Губы чародея двигались, произнося заклятие; камень в перстне сверкал, зажигая внутри себя заряд. Я хотел мотнуть головой и прокричать «нет».
Поздно. Хорошо различимый треск магической материи: выстрел.
Невиданная сила снесла меня пушечным ядром, сорвала с места и швырнула как игрушку. Меня щедро приложило к стене, пронеся по воздуху. Такую боль я не испытывал никогда. В сравнение даже не идет падение с качели в начальной школе. Боль в голове от удара была такой силы, что, казалось, сместила мне мозги и едва не выбила глазные яблоки. Я до крови прикусил язык. Из глаз брызнули слезы. Лопатки, ребра и позвонки словно треснули и смялись, вдавленные моей же массой в твердую каменную облицовку. Ощущение, что отбились все внутренние органы. Секунду спустя я нелепо рухнул на не менее твердый пол. В глазах потемнело. Голова трещала страшнее мигрени. Тело гнуло во все стороны от перенесенного шока. Руки и ноги отказывались повиноваться. Палочки в руке нет, выронил; надеюсь, она где-то поблизости. Я был не в силах подняться на ноги, да что там — даже шевельнуться. Застонал, уронив слабые дрожащие руки на грудь, стараясь прокашляться. В горле что-то стояло. Грудную клетку давило и плющило. Думал скорчиться, утихомиривая боль. Но если даже крохотный вздох мне давался с великим трудом, я не мог подтянуть к себе колени или согнуть шею. Тело понимало: с ним творится какой-то беспредел. Организм в шоке, он не знает, что ему делать, как быть — ведь его никогда так мощно и, главное, ни за что не били. Мысли не желали собираться: они разлетелись каждая в свои стороны и от страха не находили выход из сложившейся ситуации. Мне сигналили: всё очень плохо, не знаем, что делать. Я тоже. Видимо, только погибать, если меня не собираются возвращать в форму.
Когда маленьких детей обзывают их ровесники и первые не могут ответить по справедливости, то начинают плакать и ищут утешения в маминых объятиях. Вот я сейчас тоже ощущал себя таким, униженным и оскорбленным, не умеющим ответить соизмеримо, нуждающимся в поддержке и утешении. Но никого, кто мог бы прийти мне на помощь, нет. Я не успел подать сигнал спасения. Морсус позаботился, чтобы на этаже оказались только мы одни, чтобы никто нас не услышал. Выстоять одному, «зеленому» магу, перед сильным чародеем у меня не получится. Любая попытка напасть на него заранее обречена на провал. Да о каком нападении речь! Я лежу, охваченный волной стреляющей по мне боли, с полным ощущением безнадежности и страшными мыслями о скорой кончине и понимаю, что даже еще не начавшаяся битва уже проиграна.
Странно, в ушах стоял такой звон, такое клокотание океанской бури, но я разобрал слова Морсуса, произносимые словно издалека.
— Какой из тебя маг, инициированный… — Мне показалось или злодей раздраженно вздохнул? — Я считал это жалкой тратой времени: знакомить чужаков с нашими чарами, учить их постигать невероятную силу и вручать им то, чем тысячи лет жили здешние поколения. А они — вы — отно́ситесь к этому как сказке, не умея воспринимать всё всерьез. Чужакам нельзя доверять. Я бы не доверился. Нет. Но если бы не было выбора отказаться от них, пришедших с чужих земель, всегда держал в поле зрения и карал за малейшую провинность. Только наказанием можно продемонстрировать правоту и силу. Только им.
На приоткрытые веки язвительно давил пульсирующий свет. В шатком фокусе зрения появилась размытая фигура Морсуса. Я успел напугаться, но не сумел ему как-либо противостоять. Чародей в мгновение ока сгреб меня одной рукой за грудки и с легкостью резко рванул вверх, будто я совсем ничего не весил, вышвыривая из одного болевого огня в другой.
— Помучайся еще немного, элдеров последыш.
С этими словами Морсус грубо притянул меня за шею и, обхватив горло сильным предплечьем, стал душить.
Так, кажется, наступил момент реальной опасности. Точнее, я думаю, что она именно так и выглядит: когда из-под ног уходит земля, дыхание прерывается, все органы чувств словно отрубаются и отказываются работать, а в голове буянят тяжеленные мысли ни о чем конкретно. Что сосредоточиться не получается, собраться с силами — это слишком мягко и просто сказано. Тебя буквально колбасит во всю. Тело — в дрожь и холод. Мысли — в пустоту.
Восприятие окружающего сперва обострилось: всё во мне будто замерло, и оттого мир показался шире — тончайшие невесомые нити звуков проникали под кожу, ожидая от меня неадекватной реакции. Затем наоборот: мир вокруг сузился и расплылся в краях. Рамки зрения пульсировали. Граница обзора очерчивалась полыхающей в глазах болью. Организм непрерывно подавал сигнал опасности. В голове выла оглушительная сирена.
Мне совершенно не нравилось это состояние, впрочем, как и до этого. Точно не уверен, что это — тот самый предупредительный маркер, за которым следует нечто гораздо худшее. Похоже на чудовищный сбой всего тела, когда встречаешься с чем-то доселе неиспытываемым: чувства просто не знают, как себя вести, и вытворяют невесть что. И сейчас я не могу привести их в порядок. Я их не слышу. Они меня не слушаются. Мы ушли в диссонанс.
А до разборов ли мне сейчас? Надо выпутываться, выбираться!
Только я сделал слабую попытку дернуться, как пожалел об этом. Морсус напрягся сильнее и теснее стянул руку на шее. В тот же миг стало тяжелее дышать, дыхание перехватывало. Я даже не мог заглотнуть воздух ртом, а просто открывал его, захлебываясь ложными вдохами кислорода, как рыба на суше. Забил ногами: то попада́л по воздуху, то что-то задевал — то ли пол, то ли ноги врага.
Волна паники накрыла меня с головой. Давление со стороны Морсуса, кажется, нарастало. Откуда такая огромная сила в человеке?!
Я не мог понять, что со мной происходит. Мысли путались. Всё бурлило и кипело от страха. Кажется, я начинаю терять сознание. Не знаю. Никогда не терял. Но, наверное, подступает тот момент. У меня дрожат мышцы во всем теле. Голова идет кругом, буквально. Картинка мира перед глазами переворачивается. Я давлюсь от невозможности глотнуть хоть грамм воздуха.
Ослабший, с ужасом я приготовился рухнуть в темноту бессознательного, как со стороны послышался крик, затем последовал магический треск заклинания. Краем помутившегося зрения я заметил яркий всполох. В следующий миг мы с Морсусом качнулись. В момент удара, который пришелся на него, враг ослабил хватку, а затем совсем убрал руки. Оглушенный, он, однако, достаточно резво отпрыгнул, бросая меня, чтобы спастись самому. Заходясь в спазматическом кашле, сплевывая с губ кровь, я распластался на полу и схватился за горло, массируя его. Шумно, с блаженством, через сильный кашель втягивал спасительный воздух. В груди горело от нехватки кислорода.
Вижу Милиана. Точнее его ноги. Ну чьи же еще? Кажется, только мы вдвоем с ним, не считая Морсуса, можем бродить по этому зданию глубокой ночью, запертые на замки. Улло возвышается прямо надо мной. Он отстреливается, отводит в сторону заклятия Морсуса, который где-то у другой стены, прячется.
