Что ж, это звучало разумно, но при этом было невыразимо скучно. Здесь заканчивалась война и начиналась политика, а политика — это игра для пожилых людей. Таких, как, например, мой папенька.
— Поэтому мы просидим в канализации всю следующую неделю? — попробовал угадать я. — Или весь следующий месяц?
— Нет, скоро мы уйдем отсюда, — сказал Нурлан. — Но в городе теперь будет неспокойно. Цинты будут тебя искать. И Ван Хенг тоже. Будут проверки, обыски и облавы, и ты должен понимать, что поставил нашу организацию под удар.
— Но ты сам пошел со мной.
— Иначе ты уже был бы мертв, — сказал он. — Или попал бы в руки Хенга, что, в общем-то, примерно то же самое, только хуже.
Я заметил, что как только Нурлан перестал притворяться рядовым бойцом, приставленным ко мне в качестве сторожа, он стал куда более словоохотливым.
— Значит, я вам все-таки нужен.
— Скажем, ты представляешь для нас некоторую ценность, — сказал Нурлан. — Потому что кроме того, что я описал тебе, есть и другой путь к победе. Точнее, мы пытаемся его найти.
— И что же это за путь?
— Симбы — это основная боевая мощь империи, — сказал Нурлан. — Мы должны изучить их. Мы должны понять их, узнать о них все, что можно. У нас есть научный отдел, который ищет средство, способное уничтожить симбов, не трогая при этом людей.
— Какой-нибудь вирус или что-то вроде того?
— Если говорить очень упрощенно, то да.
— И насколько вы продвинулись в поисках?
— Пока не очень далеко, но мы надеялись, что добытые Механиком образцы нам помогут, — сказал Нурлан. — А теперь у нас есть еще и ты.
— Я бы не хотел становиться подопытной мышью, — сказал я.
— Но ты неблагонадежен, — сказал Нурлан. — Мы ничего о тебе не знаем, ни как о симбе, ни как о человеке. Что ж, эта вылазка позволила узнать тебя чуть лучше. Как человека. Если, конечно, я сейчас говорю с человеком, а не с хитроумным демоном, управляющим его оболочкой.
— Вопрос доверия — это очень сложный вопрос.
— Именно, — сказал он. — Научный отдел требует тебя для начала исследования, но я не знаю, насколько безопасно будет приводить тебя к ним. Может быть, ты завербован империей и являешься частью какой-то сложной операции по нейтрализации подполья.
— А империя вообще знает о вашем существовании?
— А может быть, ты и есть империя, — сказал Нурлан. — Сейчас рискую только я. Мы держали тебя в стороне от всего, и ты не сможешь причинить нам вреда, но если позволить тебе узнать больше…
Он говорит общими фразами, чтобы не сболтнуть ничего лишнего, ничего, что могло бы навредить сопротивлению. Черт побери, ведь я даже официального названия их организации не знаю, не говоря уже о структуре, ресурсах, действительных членах и сочувствующих гражданах.
И он почему-то не боится, что я могу захватить его в плен и вырвать у него информацию под пытками, а значит, у него припасено средство и на этот случай. Какая-нибудь ампула с ядом в воротнике рубашки или полом зубе, прямо как у героев шпионских романов, которые я любил читать в детстве.
Самое неприятное, что это пат. Я ничего не могу сделать, чтобы убедить его в чистоте своих намерений, потому что любой мой поступок может быть расценен, как отвлекающий маневр засевшего внутри меня демона.
И что еще более неприятно, я и сам до конца не уверен в том, что задумала тварь, засевшая внутри. Может быть, он только и ждет повода, чтобы подать знак своим собратьям…
— Но я принес вам больше пользы, чем вреда, — сказал я. — Без меня вы никогда не получили бы те образцы.
— Верно, — сказал Нурлан. Я обратил внимание, что с самого начала разговора автомат, висевший на его плече, был направлен в мою сторону, и палец его все так же находился не слишком далеко от спускового крючка. — И возможно, ты мог бы принести нам еще больше пользы. Но, как я уже говорил, это игра в долгую, и я не готов рисковать всем ради сиюминутной пользы.
— Позволь мне угадать, что будет дальше, — сказал я. — Один из нас не выйдет отсюда живым?
Нурлан покачал головой.
— Надеюсь, что солдат ты лучше, чем прорицатель, — сказал он. — Мы оба выйдем отсюда живыми, но пойдем в разные стороны.
— То есть…
— Я не могу рисковать своими людьми из-за тебя, — сказал он. — Больше, чем уже рискнул.
— И ты думаешь, что если они найдут симба-отступника, то они успокоятся?
— Я не знаю, как будет, — сказал он. — Постарайся выбраться из города и не попасть к ним в руки.
— А ты не боишься, что если они таки меня схватят, я вас выдам?
— Нет, потому что ничего конкретного ты про нас не знаешь, — сказал он. — Демид не знал.
— И после того, как я доставил вам образцы…
— Мы очень тебе за это благодарны, — сказал он. — И поэтому я не буду испытывать на тебе пули из этого автомата.
Или потому, что он боится, что они не сработают. Или что они не помешают мне до него добраться, и по исходу нашего поединка в канализации останутся плавать сразу два мертвых тела.
— Я не хочу тебя убивать, — сказал он. — Ты мне даже где-то симпатичен, поручик. Но ты должен понимать, что дело — превыше всего.
— На моей родине так говорили о чести, — сказал я.
— Значит, вы давно никому крупно не проигрывали, — сказал он. — Мне жаль, что так получилось, но, как ты сам говорил, вопрос доверия…
— Куда мне хоть идти?
— Туда, — он махнул рукой. — Я пойду первым и открою все двери. Дай мне около часа, а потом иди следом. Тебе нужно будет преодолеть пару километров, и ты окажешься за границами периметра оцепления.
— Если они его не расширят, — сказал я. — За час-то.
— На все воля Аллаха, — улыбнулся он.
— И ты не боишься, что я сейчас на тебя нападу?
— Не боюсь. Если бы ты хотел напасть, то не спрашивал бы. Ты — солдат, поручик, а я тебе не враг.
— Но и не друг.
— С моей работой сложно обзавестись настоящими друзьями, — сказал он. — Не думаю, что мы когда-нибудь еще увидимся, поручик. Удачи тебе.
— И вам в вашей невидимой войне, — сказал я.
* * *
Он ушел, и я не стал его останавливать.
Я был не то, чтобы ошарашен, скорее, разочарован. Союзники оказались еще менее надежными, чем я ожидал. Спасибо, что всего лишь не стали помогать, а не ударили в спину.
Я остался один. Засек время и улегся на влажный холодный бетон.
— Теперь ты понимаешь, что это была не такая уж удачная идея, — а, все-таки, не совсем один.
— Человеческие взаимоотношения — сложная штука, — сказал я.
— Вовсе нет, — возразил Сэм. — Тут все просто. Они взвесили тебя и нашли слишком легким. Минусов от сотрудничества с тобой больше, чем плюсов. Это простая арифметика. Впрочем, даже если бы ты не полез смотреть на червоточину и не покрошил спецназ, это ничего бы не изменило. Они явно не стремились приобщить тебя к «Красному рассвету».
— Э?
— Красный рассвет — так они называются, — сказал Сэм. — В памяти Ивана нашел. А парень, который тебя кинул, это, скорее всего, Казах. Иван не знал о нем ничего, кроме клички. И того факта, что он большая шишка в «Рассвете».
— А раньше ты не мог сказать?
— Мне казалось, что ты был занят, и я не хотел тебя отвлекать. Кроме того, это все равно ничего бы не изменило. И да, мы действительно не знаем ничего такого, что помогло бы цинтам выйти на след «Красного рассвета», если ты вдруг воспылаешь праведным негодованием и захочешь их сдать.
Да нет, не воспылаю.
Это их война и их право выбирать методы и средства для ее ведения. Если они хотят играть в долгую, пусть играют. Не думаю, что они смогут победить, по крайней мере, на этом этапе, но думаю, что какие-то точки напряжения для империи они создать способны.
Логика Нурлана была мне понятна. Образцы, которые я добыл, это синица в руке. А я — это даже не журавль, а еще одна синица, но уже в небе, и далеко не факт, что внутри этой синицы не спрятана динамитная шашка.
За мной будут охотиться цинты из оккупационной администрации, по моему следу идет Ван Хенг, мое соседство слишком опасно для них. С другой стороны, он понимает, что мои шансы продержаться в одиночку крайне невелики, и рассчитывает, что после моей ликвидации обстановка в городе если и не нормализуется, то хотя бы успокоится.
