Ознакомительная версия.
Глеб сидел на другом конце стола, с куском хлеба в руке и с отвисшей от изумления челюстью. Наконец, каждый из пятидесяти или шестидесяти человек, сидящих за столами, получил свой кусок хлеба.
«Это невозможно! – подумал Глеб, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума. – Такого просто не может быть!»
А в руках у Навина оставалась еще четверть каравая, которую он положил обратно в корзинку. Затем проповедник пододвинул к себе корзинку с вяленой рыбой. Опустил туда руки, оторвал от рыбьего бока кусок вяленого мяса, вынул из корзинки и спокойно передал его старику.
«Если он проделает тот же фокус и с рыбой, придется признать, что он – Сын Божий!» – нервно усмехнувшись, подумал Глеб.
Навин тем временем вынимал из корзинки уже шестой кусок рыбы. Глеб замер с открытым ртом. Он сам видел, что в корзинке было всего четыре рыбины, но Навин все доставал и доставал оттуда рыбье мясо, будто перед ним стояла не легкая корзинка, а бездонная бочка, доверху заполненная вялеными лещами.
Через пару минут каждый член общины, включая и Глеба, получил по большому куску рыбы.
Глеб, покрываясь потом от изумления и волнения, прикинул в уме, что если сложить все куски рыбы воедино, понадобится не меньше десяти корзинок, чтобы унести ее.
Навин отставил корзинку в сторону и взглянул на Глеба. А потом заговорил, и, несмотря на то что Глеба и проповедника разделял длинный-предлинный стол, а голос Навина звучал тихо, Глеб слышал каждое его слово так, словно Навин сидел рядом.
– Ты плохо выглядишь, странник, – сказал проповедник. – Я могу помочь тебе.
Глеб посмотрел на хлеб и рыбу, которые держал в руках, снова поднял взгляд на проповедника и хрипло пробормотал:
– Благодарю тебя, отче, но я не болен. Просто устал с дороги… – Он сглотнул слюну и добавил с вымученной улыбкой: – Должен тебе сказать, что я никогда прежде не видел ничего подобного тому, что ты делаешь… А повидал я немало.
Навин улыбнулся.
– Ты не видел и сотой доли того, на что я способен. Говорю это тебе без гордости, сын мой. Просто чтобы ты знал – это лишь малая толика того, что тебе предстоит увидеть. Ты ведь никуда не спешишь?
Глеб покачал головой.
– Нет, отче. И даже больше: я не премину задержаться в твоей общине подольше, если, конечно, ты не прогонишь меня.
Навин чуть склонил голову набок и произнес мягким, доброжелательным голосом:
– Мы рады каждому, кто хочет присоединиться к нашим молитвам и преломить с нами хлеб. Живи здесь столько, сколько пожелаешь, Гавриил.
Глеб совсем забыл, что представился рыбакам этим именем, и, услышав подобное обращение, едва не вздрогнул от неожиданности.
– Благодарю тебя, отче, – пробормотал он.
Навин кивнул и сказал:
– Я хочу поговорить с тобой наедине. Ты не возражаешь?
– Н-нет… – вновь промямлил Глеб. И, спохватившись, добавил твердым голосом: – Конечно, нет.
– Тогда после обеда мы с тобой уединимся в Белой избе и побеседуем. А теперь… – Навин обвел благосклонным взглядом замершую в ожидании его слов паству и улыбнулся: – пора приниматься за трапезу.
После обеда рыбак Андрей отвел Глеба в небольшую избу, сооруженную из тесаных бревен, покрашенных белой краской. Изба была небольшая – сени да горница. В горнице Глеб увидел стол, кровать, лавку и небольшую печурку.
Усадив Глеба за стол, Андрей ушел. Однако Первоходу не пришлось долго пребывать в одиночестве. Меньше чем через минуту дверь снова открылась, и в горницу вошел проповедник Навин.
Глеб невольно привстал, но проповедник жестом попросил его не вставать. Подойдя к столу, Навин сел напротив Глеба и посмотрел на него внимательным, добрым взглядом. Потом разомкнул красиво очерченные губы и негромко попросил:
– Матрена, принеси нам чего-нибудь попить.
Дверь приоткрылась, и в горницу заглянула тетка в белом платке.
– Отче, в сенях есть только вода. Хочешь, я пошлю мальчишек на ледник за холодным квасом?
Навин качнул головой.
– Нет. Пусть будет вода.
– Хорошо, отче.
Матрена скрылась, но меньше чем через минуту внесла в горницу деревянный ковш с водой и поставила его на стол.
– Что-нибудь еще, отче?
– Нет, Матрена. Благодарю тебя.
Матрена ушла, и Глеб с Навином остались в горнице одни. Проповедник взглянул на ковш. Вода тихо плеснулась в ковше, отразив свет лучин и жирников.
– Испей воды, добрый гость, – проговорил Навин и пододвинул ковш к Глебу.
Глеб не хотел пить, но из вежливости взял ковш и осторожно поднес его к губам. Вода была не слишком чистая и слегка попахивала водорослями. Однако Глеб смело глотнул из ковша. И вдруг закашлялся и едва не выронил ковш из рук.
Прокашлявшись, он вытер выступившие на глазах слезы и недоверчиво и изумленно понюхал воду в ковше. Сомнений быть не могло – вода каким-то непостижимым образом превратилась в красное вино. Терпкое, с приятной кислинкой.
Первоход поднял глаза на Навина. Тот улыбнулся:
– Понравилось?
Глеб снова поднес ковш к губам и слегка отпил. Вино! Точно вино! Великолепное вино, и никакого запаха водорослей!
– Как? – изумленно спросил Глеб. – Как ты это сделал?
– Как я это сделал? – Навин улыбнулся. – Ты знаешь как. Я просто благословил эту воду.
Некоторое время оба молчали, изучающе разглядывая друг друга, а потом проповедник снова заговорил проникновенным, полным трогательной искренности голосом:
– Я пришел дать людям то, чего им не хватало, Гавриил. Тридцать лет я пребывал в спячке, но два года назад проснулся и понял, кто я такой и в чем заключается мое предназначение. За это я должен благодарить странника-христианина, такого же, как ты, Гавриил. Я открылся ему, рассказал о своих способностях, и он сразу все про меня понял.
– Странник-христианин? – Глеб насторожился (перед глазами у него промелькнул облик охотника Громола, закутанного в плащ). – Отче, этот странник все еще здесь?
Навин покачал головой.
– Нет. Открыв мне мое предназначение, он ушел странствовать дальше.
– Ясно. – Глеб посмотрел на ковш с вином и нахмурился.
«Что же это такое? – с горечью подумал он. – Колдовство? Гипноз?… А что, если этот Навин и в самом деле тот, за кого себя выдает?»
Первоход качнул головой, прогоняя эту навязчивую мысль. От Навина не укрылось это движение.
– Скажи мне, что тебя гнетет, странник? – спросил он. – Что мешает тебе стать свободным?
Глеб помолчал, обдумывая ситуацию, а потом, не в силах больше сдерживаться, признался:
– Когда-то давно я жил… далеко отсюда. Очень далеко. Однажды я отправился в поход и по ошибке… или скорей по глупости… обидел лесную богиню Сорни-Най.
– Богиню? – вскинул брови Навин.
Ознакомительная версия.
