Сражение с Вирмом — всего лишь разминка перед встречей с Амар. Если я чего и боялась в своей жизни по-настоящему, так это желания однажды заявиться в прОклятую пещеру и попросить для себя новой души и новой судьбы. А здесь нет у меня другого выбора, кроме как придти к Амар. Только она заставит мои глаза видеть четко — настолько, чтобы вернуть провидца и понять, за что нам это все…. Или — для чего нам все это.
Стены грота колышутся водорослями. Откуда здесь светолюбивая трава? Неужели ледяной свет, исходящий от тела вёльвы, питает ее так же, как огневая мощь солнца? Мы плывем между пульсирующих стен, точно в глотке гигантского чудовища. Огонь перед нами все ярче. Это не мгновенные вспышки глубоководных тварей, не свечение семени кораллов на поверхности моря — это жар не слабее того, что горит в воздушных океанах, уничтожая все, до чего дотронется.
— А вот и ты, моя дорогая! — гудит колокольным звоном в моей голове. — Иди ко мне, детка, не бойся.
— Я не одна, — отвечаю я, хоть и понимаю: незачем предупреждать Амар. О чем бы то ни было.
— Для всех место найдется! — хохочет вёльва. Смех ее, точно щекотка в моем мозгу, точно слегка обжигающее прикосновение актиний.
Мы приглашены. Это значит, что прежними нам уже не бывать.
Грот Амар огромен. Здесь довольно пространства для дюжины змеев вроде Мулиартех. И для несчитанного множества фоморов. Хозяйка пещеры парит над полом, помавая многометровыми щупальцами. Верхняя половина ее тела похожа на человеческую. Но только похожа. В нем нет костей, оно легко свивается в кольцо и скручивается в спираль. Вечно юное лицо Амар сияет ярко-ярко.
— Привет тебе, родственница! — громко думает Мулиартех.
Амар — из тех, с кем приходится РАЗГОВАРИВАТЬ. Ум ее закрыт от всех, поэтому проникать в него без ритуальных обращений — кощунство. С богами положено вести беседу. Познав человеческую речь, фоморы оценили ее преимущества. И теперь божества и правители говорят со своим народом. И мы, не цари и не боги, в самые важные моменты своей жизни мысленно произносим людские слова — как Адайя, приказавшая Морку ждать ее, и Морк, отказавший ей в этом…
— Да будет тебе на сестру-то злиться! — без всякого божественного пафоса хихикает Амар. Даже голос ее теперь другой — какой-то несолидный, девчачий. — Можно подумать, это не ты ей, а она тебе подгадила.
— А разве нет? — возмущаюсь я. — Столько лет я пыталась отказаться от Морка, чувствовала себя обязанной, виноватой…
— Значит, вы квиты! — вступает Мулиартех. — Она себя не лучше чувствовала. И хватит этих дурацких счетов. Вы самая скандальная пара близнецов среди моего рода. Лир просохший, да лучше б вы поодиночке от разных родителей на волну появились!
Я немедленно принимаю надутый вид. Но никто не обращает внимания на мою богатую мимику.
— Как он, кстати? — осведомляется Амар.
— Лир-то? Все так же. Меняет жен, делает детей и ругается с теми, кого уже сделал. Вы, боги, такой неугомонный народ… — хмыкает бабка.
— Он все еще считает, что бездна — это он? — насмешничает вёльва.
— Да уж не без этого.
— А этот могучий кит в углу и есть твой потомок, суженый нашей скандалистки?
— Мой самый умный потомок, моя гордость и отрада. Морк, подплыви поближе, сокровище. Амар, ты когда-нибудь видела такого красавца? — Мулиартех аж лоснится от удовольствия.
— Никогда. Даже сердцеед Асг перед ним бледнеет! — искренне восхищается Амар. — Душа — как человеческая сталь. И самая лучшая! Морк-старший рад, что его имя досталось столь прекрасному воину.
— Я никогда ни с кем не воевал… — слышу я растерянное бормотание Морка.
Он не задира, это правда. Он охотник, заступник и… любовник. Мой. Мой замечательный любовник. Но как может стать воином фомор, чей народ давным-давно ни с кем не воюет?
— Все, что требуется воину — здесь, — мягко произносит Амар и подносит ладонь к груди Морка. — Дай нам Лир никогда не проверить тебя в деле. Пусть море будет мирным.
— Реальное море — да! — твердо отвечает Морк. — Но скажи мне: я должен кого-то убить здесь, в море Ид?
— Все ваши посланцы задают себе этот вопрос: кого мне убить, чтобы море Ид вернуло судьбы мира на круги своя? А я слушаю ваши вопли разума и впервые за долгие века испытываю желание ответить, — Амар задумчиво скручивает щупальца.
— Что ответить? — выкрикиваем я и Морк одновременно. Фу, какое невежество. Но мы просто не в силах сдержаться.
— А разве ты не поняла, малышка? — Амар поворачивает ко мне свое ослепительное лицо. — Вы, смешные дети — да, старая перечница, я и о тебе говорю, а то ишь, детство в хвосте взыграло! — выдумали себе каких-то аптекарей, фармацевтов, фармазонов… Неужели вы думаете, что существует такая сила в одном человеке — да хоть в миллионах людей — чтобы переменить стихию? Стихия меняет себя сама. А вы — ее орудия. Каждый из вас — и все вместе…
Глава 13. Вода, огонь и любовь
Победа, ты уже близка, победа моя, лети ко мне, я подставлю тебе плечо, словно ручной птице! Остается лишь поднять голову и посмотреть на божка-чинушу из-под полуопущенных век — и ты моя, птица-фортуна!
Бог Разочарования смотрит на меня с торжествующей хитрецой во взоре. И я, холодея, понимаю: меня переиграли. Обвели вокруг пальца. Я распускаю перья перед шестеркой. Да, среди богов тоже бывают шестерки. Божества на посылках.
Бог Разочарования послан ко мне силой неизмеримо большей, чем он сам. И до сих пор меня — а за компанию со мной и Нудда — брали на испуг. Выявляли уровень угрозы, при которой мы начнем обороняться или убегать. И ведь знали, знали, что мы — не люди. Потому что человек бы стал драться или задал драпака еще там, в рощах и кущах, где нас демонстративно повязали и поволокли. Человек бы бренчал кандалами и требовал воды и пищи, сидя в подземельях. Человек повел бы себя по-человечески. А мы с Нуддом, не испытывая никаких телесных затруднений, дали себя избить, заковать в кандалы, швырнуть в сырую темную яму, захлопнуть над нашей головой ржавый решетчатый люк и забыть про нас на сутки. Все это время мы не издали ни одного оха, стона или ругательства. И с тем, кого нам представили как устроителя всего этого безобразия, разговаривали на равных, как хорошо покормленные и выспавшиеся гости. Как равные. Как боги, общающиеся с богом.
А уж когда я предложила этому засранцу долю в душах своих подопечных…
Короче, я прокололась, mea culpa, mea maxima culpa.[56]
Бог разочарования понимает, что выдал своих хозяев. В его глазах появляется виноватое выражение. Он позволил себе лишнее. Не тогда, когда его присные таскали нас по дорогам и ступенькам. Не тогда, когда морили нас тюремным бытом. И не в начале нашей беседы, когда этот мелкий говнюк представлялся кумом королю. Но в тот момент, когда я обрушила на него весь свой боевой арсенал, ему следовало быть пошустрее. И раскрыть перед нами свою истинную роль. Роль божка-курьера, призванного передать нам приглашение от истинных богов.
