— Калека пришёл, — сказала женщина-Кладбище. — Он всегда опаздывает.
Он вышел из-за деревьев — лицо было замотано чёрной тканью, под которой угадывался провал, руки почти истлели. Он шёл медленно, замирая после каждого шага, повисая в позе старого огородного пугала. Надя боялась думать о том, как сильно сдал он за то время, пока её не было.
— Может, он знает, где хозяйка, — голос Смертёныша зазвенел на высоких нотах.
Калека замер у четвёртого края поляны, так что Надя и Пёс оказались прямо напротив него. Его изуродованные ноги дрогнули в коленях — скомканное подобие поклона обозначало приветствие. В странном жесте дёрнулись остатки рук.
— Он боялся, что исчезнет, не увидев тебя ещё раз, — перевела женщина-Кладбище.
— Я поняла, — отозвалась Надя и судорожно вцепилась в ржавый металл, нагибаясь вперёд. — Как ты? Я могу помочь?
— Мы ищем учительницу биологии, — живо перебил её Смертёныш. — У тебя лучший слух в городе. Может, ты слышал её?
Калека повернул к нему провал лица. Чёрная тряпка задралась от ветра. Она, в общем-то, была не нужна ему, она требовалась только затем, чтобы не пугать Надю.
Надя была почти человеком, застрявшая на грани между живыми и не-мёртвыми. Они берегли её чувства и относились чуть снисходительно, протягивали мысленные руки, если она падала, переводили неслышимые голоса и грели не-живым дыханием, если по ночам она замерзала.
Калека дёрнулся всем телом сразу.
— Он не слышал её, — грустно сказал Смертёныш. Всклокоченная голова над воротником куртки задёргалась, как отцветший одуванчик под ветром. — Слышал, как Пугало дрался со Скрипачом. Слышал, как под городом роет хода мёртвый поезд. Но хозяйку он не слышал. Тогда мы сами будем искать.
— Вот бы она вернулась, — монотонно запричитала женщина-Кладбище. — Тогда мы пойдём в бой. Лишь бы было, за кем идти. А хозяйка должна нас защитить. Невозможно, чтобы было иначе.
Надя громко вздохнула, обрывая кладбищенское пение.
— Есть люди, которые тоже ищут её. Они хотят остановить Скрипача. Может быть, они что-нибудь знают.
— Люди никогда ничего не знают, — насмешливо скривился Смертёныш.
Женщина-Кладбище осуждающе покачала головой. По траве прокатился тихий ропот. Мальчик вскочил на ноги, сжимая пальцы в кулаки, Калека закачался, переступая с ноги на ногу. Наде тоже пришлось подняться. На своей крыше она разом сделалась выше остальных.
— Мы сделаем так. Сначала мы спросим у людей, что знают они. Если ничего не выйдет, мы пойдём искать её сами. Ваш слух лучше, чем у меня, поэтому вы будете искать её в новом городе. Разделим улицы поровну, позовём всех, кого сможем позвать. А я пойду на другую сторону реки, в старый город. — Она замолчала и сжалась от собственной смелости. — Там я ещё не была.
— В старый город? — вскрикнул Смертёныш. Шумно заработала турбина где-то в мёртвом остове завода. Вхолостую завращались огромные лопасти, но порыв ветра изошёл на нет, и лопасти двигались всё медленнее, пока не замерли окончательно.
Пёс вскочил на лапы — тонкий полупрозрачный силуэт поднялся над травой. Пасть беззвучно распахнулась, обнажая ряды клыков.
— Никто из нас там никогда не был, — произнесла женщина-Кладбище за них всех. Калека покачал головой, и она поправилась: — Очень давно не был.
— Потому я туда и пойду. — Надя сползла с ржавой машины в траву. Земля мягко прогнулась у неё под ногами. Немигающие глаза Пса оказались напротив её глаз. — Я перейду через мост и просто постою на набережной, послушаю город. Ничего страшного.
Пёс не шевельнулся.
— Ты не можешь пойти со мной. В случае чего я притворюсь человеком, а ты?
Надя поправила ремни, перетягивающие грудь. Они ещё неплохо держались, хотя ржавчина безвременья начала разъедать пряжки. Связка амулетов вся почернела и превратилась в бесформенный комок металла и пластика. Надя стянула шнурок через шею и бросила в траву — всё равно теперь они бесполезны. Когда она вернётся в обличье человека, она соберёт новую связку. Если вернётся.
* * *
Фонари на обочине не горели, но трасса была прямая, как стрела. С пути не собьёшься. Всю дорогу от города Сентябрь громко мяукал, заглушая тихо играющее радио.
— Всё хорошо, — бормотал капитан, не отрывая взгляда от дороги. — Всё хорошо, успокойся. Часа три-четыре, и мы будем на даче. Ты же любишь дачу, да? Любишь?
В багажнике перекатывались туда-сюда наскоро собранные вещи. Кто бы успокоил его самого. В оставшемся далеко позади городе опять глухо бухнуло, в подсвеченное небо взвился фонтан искр. Он видел в зеркале заднего вида — стая оранжевых светлячков. Кот испуганно замолчал.
Капитан на мгновение прикрыл глаза, возвращая себе прежнее безразличие. Часа три-четыре, и всё кончится.
На трассе перед машиной ему вдруг почудилась аморфная тень. Радио охрипло, фары погасли, и несколько долгих секунд машина летела в кромешной темноте. Капитан ударил по тормозам — машина взвизгнула и вылетела на обочину, вонзившись бампером в чёрные кусты.
Включились и заелозили по ветровому стеклу дворники. Он чертыхнулся, повернул ключ зажигания. Двигатель взвыл на холостых оборотах.
Капитан почувствовал, как звереет, дёрнул ключ ещё раз — и опять бесполезно. Истерично и коротко мяукнул Сентябрь.
— Пришибу, — пообещал капитан и толкнул дверцу.
Он не успел выйти — на стекло по ту сторону ночи легла бледная ладонь. Капитан успел различить грязь, въевшуюся в линию жизни, и полулунную черноту под ногтями, когда рука поползла вниз.
В темноте проступило мальчишеское лицо — черноглазое, худое и тоже грязное.
— Демоны его знают, что, — сквозь зубы пробормотал капитан. — Что ещё за бродяжка? Пошёл вон!
Сначала он не понял, откуда ребёнок на пустыре за городом, потом вдруг дошло, и в затылке сделалось холодно.
— Выходи, — сказал мальчик. Стекло ещё не было опущено, но голос прозвучал, как будто над ухом.
Капитан щёлкнул блокировкой дверей и мёртвой хваткой вцепился в руль. Взвыл и наконец завёлся двигатель. Машина дёрнулась, задом выползая на трассу. Придорожные кусты и белое мальчишеское лицо потонули в темноте.
— Идите к демонам, твари, — выдохнул капитан.
Под колёса уже легла трасса, когда стрелка спидометра ухнула ниже нуля. Машина безвольно покатилась к обочине, и впереди, в побледневшем свете фар, возник ещё один силуэт, повыше мальчишеского.
Руки легли на бампер машины. Она подняла голову, и капитан узнал осунувшееся лицо, коротко остриженные волосы. Узнал чёрную майку на тонких лямках и армейские брюки.
— Выходи, на пару слов, — сказала девушка и не по-человечески дёрнулась, как будто хотела отереть щёку о плечо. Он вспомнил — её звали Надя.
