Так что, даже если Ирма съест мясо, то она останется в сознании. Тащить спящую девушку очень неудобно. Хотя и забавно.
Когда ужин в особняке Рудольф знал. Через час там все заснут…
***
— Госпожа…
Служанка с боязнью заглянула в комнату. Зачем, ну зачем хозяин связался с колдовством? Теперь в гостевой комнате сидит самая настоящая ведьма.
— Чего тебе, дура?
Страшной ведьме было на вид лет четырнадцать. И не такая уж и страшная, можно даже сказать, симпатичная. Вот только одежда…
Точно, ведьминская.
Колдунья сидела в кресле, опершись спиной на один подлокотник и закинув ноги на второй. На ногах — длинные, почти до самой… до середины бедра… красные сапоги на высоком тонком каблуке. Короткая синяя юбка в складку. А может, и не юбка, уж слишком короткая. Служанка слышала, что есть дикари, которые носят набедренные повязки, вот эта "юбка" очень на них походила.
Может, ведьма тоже — из дикарей?
Выше пояса на ней была белая мужская рубаха, расстегнутая сверху донизу и завязанная на животе узлом. Длинные золотистые волосы на лбу перехвачены тонким золотым обручем.
— Ну, что стоишь?
На девушке остановился взгляд огромных синих глаз. Красивых, но очень злых.
— Г-госпожа… Какое вино вы будете на ужин?
Ведьма неожиданно спрыгнула с кресла и подошла к обомлевшей служаночке:
— Я не пью. Вина.
— Что пьет г-госпожа?
— Сделай мне чая.
— Х-хорошо…
Служанка с радостью ушла бы, да что там — убежала, но ведьма прижала ее к стене:
— куда это ты пялишься, красавица?
— Никуда, г-госпожа…
Взгляд служанки против ее воли опустился в глубочайший вырез ведьминой рубашки.
Девчонка-колдунья придвинулась ближе:
— А ты мне нравишься… Хочешь дружить?
***
— Зачем менять короля? Все просто. Власть. Всем им нужна только власть, а любые красивые, благородные слова — только слова.
Подмастерье говорил спокойно, но в голосе чувствовалась еле различимая, почти неощутимая нотка ненависти.
— План заговорщиков прост: с помощью угрозы смерти заставить короля отдать трон. Потом корону одевает Ротблюм или Апфельмаус. Скорее, первый — времена Новой династии еще памятны. Но кто бы это ни был — ничего хорошего не будет. И тот и другой — слабы, и управлять страной будут из-за их спин те, кто все это устроил. Герцог цу Юстус и Грибной Король. А может ли быть счастлива страна, управляемая нечистью? Мы еще с сожалением вспомним Новую династию.
Смещение короля Вальтера с радостью поддержат крупные землевладельцы. Им хочется свободы, в их понимании.
Рады будут и чиновники-взяточники, и молодые дворяне, для которых идти против власти — освященная веками забава. Рады будут ученые и философы, ну, до тех пор, пока не поймут, что никто к ним не собирается прислушиваться. Рады будут купцы и банкиры, которые тоже хотят свободы, в своем понимании. Рады будут все.
Кроме крестьян и горожан.
Для них свободы не будет.
Выступить против смены короля могут армейские и армейские полки. Но этого не будет. Армия и гвардия расколота на две группы: одна — за короля, ее возглавляет Блауфалке, вторая — против короля, люди Гольденсаата. В день переворота никто из них не выйдет из казарм. Потому что если в городе появляется армия — начнется бойня. Поэтому люди Блауфалке будут следить за людьми Гольденсаата и наоборот. Первым не выступит никто. Ни против короля, ни в его защиту…
Подмастерье тяжело вздохнул:
— Якоб, хочешь добрый совет. Если тебе предстоит выбор из двух человек, внимательно послушай и выбери того, кто "за" что-то. И никогда не выбирай того, кто "против". Потому что тот, кто против, может только разрушать и не умеет строить.
Ладно, это я отвлекся…
Слушай дальше.
Значит, армия не поможет, землевладельцы не помогут, купцы не помогут. Могли бы помочь крестьяне, но они разобщены и хозяева не дадут им объединиться. Могут выйти на улицы горожане…
Но тут появился Грибной Король.
Представь, Якоб… В столице живет много народа, против короля — от силы каждый сотый. Как сделать так, чтобы всем казалось, что против короля — ВСЯ столица?
Очень просто.
Произошел переворот. Те, кто за короля, сидят дома. Они пока не знают, как реагировать. Для них переворот — неожиданность. И тут на улицу одновременно выходят толпы тех, кто радуется перевороту. Та самая сотая часть. Но они вышли ОДНОВРЕМЕННО. Всем кажется, что на улицах — весь город. И тут другие горожане задумываются. А что если они неправы, поддерживая короля? Ведь тех, кто против — больше. Может, они правы?
Хотя, на самом деле, весь фокус — в одновременности.
Как заставить людей одновременно выйти на улицы и радоваться? Очень просто.
Грибница.
Грибной король не может охватить весь город, не в его силах, но вот ту сотую часть — сможет. И в день переворота он выведет ее на улицу. И все будут радоваться. И никто не посмотрит им на левые уши.
— Уважаемый, — Якоб на мгновенье прикрыл глаза, отгоняя жутковатое зрелище затянутой грибными нитями столицы, — почему у короля так мало верных людей? Он не мог выгнать всех своих недругов? Если уж не хотел казнить.
— Выгнать — легко. Вот только верные люди на деревьях не растут. Приходится работать с теми, что есть.
— Что будет с Ирмой? — Якоб понял, что отвертеться не удастся.
— Ну… Для ритуала ее смерть не требуется, да и потом ее не убьют, чтобы держать короля Вальтера на поводке. Я слышал, что ее собираются женить на новом короле…
Якоб представил Ирму с краснорожим Ротблюмом, потом — длинноносым Апфельмаусом. Ни то, ни другое ему не понравилось.
— А они не боятся, что народ не поймет? Новый король женится на бедной дворянке…
— Они собираются объявить, что она — дочь короля Вальтера. Как я понимаю, чтобы заткнуть тех, кто будет недоволен смещением.
— Что-то странно это будет выглядеть… Убрать короля, чтобы сделать королевой его дочь.
— Никто и не задумается, — Подмастерье улыбнулся, — Пророчество. Может, слышал? Слуги Грибного Короля уже давно выкрикивают его на площадях. Мол, Темного Властителя — а ведь короля Вальтера тихонько называют именно так — свергнут кто-то из старой династии и девушка из новой…
— Уважаемый, — тихо спросил Якоб, — А ты не боишься, что это пророчество окажется правдой?
— Не боюсь, — Подмастерье заулыбался, — Это пророчество сами заговорщики и придумали, чтоб людей запутать… Люди верят в такую ерунду.
— Не все.
— Но ты же поверил.
— Ладно, что собираются делать заговорщики, мне ясно. Что собираемся делать мы?