Честно говоря, при первой встрече тогда, в детстве, состоявшейся на каком-то жутко важном международном приеме, Алька Елисея побила. А батюшка, посмеиваясь, тогда ей и сказал — негоже, мол, мальчиков обижать. Может, это вообще жених твой растет. Пришлось присматриваться.
— Вот она и тянет время. Да она мне все эти годы шагу ступить, вздохнуть не давала! Я из светелки своей не выходила почти! Стражу приставила, даже служанок своих заслала! Я и чихнуть не могла, чтоб ей не доложили. Народ поди забыл и вовсе обо мне, что наследница у царства есть законная! А теперь Елисей со сватовством приехал, честь по чести, с письмом от отца своего. Тут бы и пришлось ей власть передавать, волей-неволей. По закону древнему и воле батюшкиной! Так она надумала услать меня вовсе, дала на сборы одну ночь, да отправила в академию эту самую. Все знают, что туда чужим вход заказан, а учиться пять лет. А там она еще чего придумает. Хотя, думается мне, надеялась она, что я и вовсе сгину в пути. В карету с решетками меня посадила, будто преступника какого!
— То есть ты утверждаешь, что цар… правительница Наина намерена узурпировать власть? — зеленоглазый Анжей смотрел на Альку теперь серьезно, без улыбки. Как, впрочем, и все богатыри. Приходилось мысленно одергивать себя, чтобы не ежиться под столькими сосредоточенными взглядами разом. К всеобщему вниманию Алевтине было, конечно, не привыкать, но обычно на нее смотрели почтительно, порой восторженно, порой подобострастно — и никогда вот так, оценивающе. Так на нее смотрела, пожалуй, только… только Наина. — Серьезное обвинение.
Оговорка богатыря от Алькиного внимания тоже не ускользнула. Это она и за челядью давно заметила — сейчас, по прошествии трех лет, уже мало кто называл Наину “правительницей”. Ведь куда привычнее и проще сказать — “царица”. Пройдет так еще несколько лет — все и вовсе, пожалуй, забудут, что не царица она никакая и не должна бы ей быть.
— Да уж куда серьезнее, — храбрясь, буркнула царевна.
— И доказательства у тебя есть? — взгляд колдуна Ратмира и вовсе резал ножом.
— Да какие вам еще доказательства! — забывшись в гневе, Алька даже вскочила с лавки, но тут же, ойкнув, плюхнулась обратно — напомнили о себе перетруженные ноги. — Вот она я перед вами — законная наследница престола! В возраст вошла, жених, батюшкой одобренный, имеется, пустая формальность осталась — благословить на брак да венец передать! В стране третий год царя с царицей нет — когда в Тридевятом такое бывало?! А чтоб конюхова дочь одна власть держала — бывало ли?!
* * *
По сути, межвластие в Тридевятом затянулось уже куда больше, чем на три года.
Все дело было в том, что по тому самому древнему закону первым наследником считался первый же ребенок в царском роду — будь то мальчик или девочка. Но взойти на трон, как сказано, могли лишь царь с царицей вместе. Они, как две стороны одной монеты, должны были уравновешивать друг друга — и правили страной вместе, как равные. На всех законах и указах непременно должны были стоять две подписи. При этом муж или жена наследника или наследницы могли быть любого рода — хоть боярского, хоть крестьянского. Лишь бы старшие в царском роду тот брак благословили.
Многие, между прочим, полагали древний закон основой стабильности в стране. Ведь в иных государствах как? Наследует трон старший сын, и все тут. А если старшенький негодящий вовсе али сущеглупый какой попадется? Всякое ведь бывает!
В Тридевятом это решалось просто. Прежде всего для того и нужно было родительское благословение — чтобы мужа или жену наследнику по уму выбрать, а не только по сердцу. Хотя и по сердцу, конечно, тоже. Потому что если в царской семье меж мужем и женой неладно — то и в стране лада не будет. Но если наследник излишне порывист — жена его должна быть мудрой и рассудительной. Если наследница слишком мягка — муж ее должен быть тверд и решителен.
Если же первый наследник вовсе выйдет негодящим, так ему до поры и не давали разрешения на брак — тогда трон наследовал второй или третий ребенок в семье, а то и племянник какой, тот, что первым найдет подходящую пару, которую благословят царь с царицей. Тот же, кто вступал в брак без такого благословения, и вовсе терял права на престол.
А когда царь или царица умирали, оставшийся без пары соправитель считался уже лишь хранителем венца — до восшествия на престол новых царя с царицей. Если наследник или наследница к тому времени уже вошли в возраст и вступили в благословленный брак, то и власть им по обычаю переходила сразу, а вдовый отец или мать лишь помогали им на первых порах с делами справиться.
Вот только в этот раз недоброе вышло. Царица Анна, принявшая престол своих предков вместе с благословленным мужем, погибла совсем молодой — Альке, единственной наследнице, тогда едва годик исполнился. Царь Игнат, любивший супругу пуще жизни, остался хранить трон для дочери. Алька точно знала — не появись в их семье Наина, все шло бы так, как заведено предками. Но Наина появилась и стала частью семьи…
…Когда Альке было пятнадцать, батюшка тяжко заболел. Тогда-то спешно вызвали из академии Наину, учившуюся на втором курсе — на колдовском факультете, конечно. И при свидетелях-боярах Игнат передал царский венец на хранение ведьме-недоучке.
После его смерти-то все увидели наконец настоящее Наинино лицо. Только поздно было…
— Так, может, ей просто тот жених не нравится? — прервал затянувшееся молчание Светик и тут же смутился под взглядом вскинувшейся царевны. — Ну, то есть, может, она думает, что из него царь не выйдет? Или…
— Он мне должен нравиться! — обиделась Алька. — Никогда в Тридевятом наследников не неволили! И потом, чего это не выйдет-то? Он, между прочим, и в академии на факультете управления учился. И рода он самого лучшего. И батюшке он нравился.
— А сколько ему лет тогда было? — как бы невзначай спросил Ратмир. — Елисею твоему? Когда батюшке нравился.
— Да какая разница?!
— Ты погоди, царевна, — размеренно прервал ее Савелий. — Ты нам вот что скажи. Вот сбежала ты. А дальше-то что делать думаешь?
— Ну… — честно говоря, планировать что-то далеко вперед Алька не умела и не любила, а действовать всегда предпочитала по обстоятельствам. Может, и появилась-то у нее эта привычка в пику Наине — та, напротив, всегда все на несколько шагов вперед рассчитывала. — Вот, я сбежала. На свободе теперь. Теперь меня Елисей найдет… а там… ну… надо, чтобы она нас благословила все-таки. Может, мы народное восстание поднимем? Меня теперь хоть народ узнает. И тогда… Или… Вы, главное, не выдавайте меня, вот Елисей придет, он непременно что-нибудь придумает…
— Так. — Михайла снова одним веским словом заставил ее замолчать. — Разобраться тут надо. С одной стороны…
— Да чего тут… — Алька снова вскинулась, набрала в легкие побольше воздуха, подскочила, забыв даже о натруженных своих ногах, и возмущенным взглядом обвела богатырей. Да только, наткнувшись на ответный, пристальный и недобрый взгляд колдуна Ратмира — глаза в глаза — вдруг споткнулась на полуслове, да так и замерла с открытым ртом.
— Спать, — коротко приказал маг без диплома. И царевна рухнула мешком — Светик, снова случившийся ближе всех, едва успел ее подхватить, чтобы вовсе на пол через лавку не перевалилась.
* * *
— Свет мой, зеркальце, скажи… — тон был обманчиво-ласковым: правительница Наина Гавриловна, только что прочитавшая пришедшую с птицей весточку из академии, смотрела в зеркало с нескрываемой яростью. — Где эта мерзавка?!
— Понятия не имею, — зевнуло ее отражение. — Она твой подарок в окно выбросила. И ни одного зеркала рядом!
Глава третья, в которой судьба царевны решается без ее ведома
— Так-то лучше, — ровно продолжил Ратмир. — Теперь и спокойно обсудить можно.
Михайла бросил на него взгляд — не то чтобы одобрительный, но понимающий, и спустя мгновение кивнул. Светик тем временем с пыхтением отволок беспробудно спящую царевну на уже привычное ложе — его собственную кровать — и вернулся за общий стол.
