Ознакомительная версия.
Семиэтажный студенческий корпус, выше которого не было во всей стране, вызывал священный трепет у любого первокурсника. В его подвалах — лабиринтах призывали нечисть и боролись с нею же, с астрономической башни рассматривали звезды, в ходах и выходах можно было запутаться и потеряться на неделю — другую. Поговаривали, что раз в десятилетие коридоры самостоятельно перестраивались, поэтому до сих пор не было нарисовано подробной карты академии.
Его нутро ничуть не изменилось за годы: всё тот же алый ковер, стелющийся по полу, те же портреты архимагов в позолоченных рамах, увитые плющом стены. Под потолком в жирандолях трепетало пламя сотен свечей. Мне попадались редкие студенты, но какие-то зашуганные, старающиеся скорее улизнуть куда подальше.
Каждому факультету (а всего их было шесть) выделялся этаж, и, насколько я помню, светлому декану достался третий. Я долго отстукивала каблуками эхо, пока не набрела на дверь, табличка на которой была инкрустирована драгоценными камнями. Стучаться не стала, по — свойски вломилась внутрь.
— Здравствуйте, госпожа Рене. — Светлый декан отвесил шутливый полупоклон.
Он поднялся с обитого бархатом кресла и шагнул ко мне, а после сдавил в поистине медвежьих объятиях. Я пискнула. Иттан отошел на шаг назад, склонив голову, и задумчиво оглядел меня сверху донизу.
— Тени? — с удивлением спросил он.
— Обо всём по порядку, — ответила я, усаживаясь на диванчик для гостей. — Угостишь кофе?
Иттан щелкнул пальцами, и спустя пять минут к нам примчалась молоденькая секретарша — помесок, одетая в облегающее платье, едва прикрывающее бедра, которая расставила на хрустальном столике кружки, молочник и чайник с ароматным кофе цвета самой тьмы. Всё это время мы молчали. Точнее — разговаривали друг с другом взглядами.
'Ты сбрендила?' — читалось во взгляде Иттана.
'Почти', — ехидно отвечали мои глаза.
'Ты обо всём мне поведаешь'
'Непременно'
Кабинет был под стать хозяину: роскошный и изящный, выдержанный в строгих тонах, без единой капли легкомысленности. У окна стоял стол из мореного дерева, заваленный бумагами. Посреди того высились весы из серебра, обе чаши которых, белая и черная, пребывали в равновесии. К западной стене пристроился шкаф из хрусталя, его полки были забиты старинными книгами. У восточной находился диванчик, на котором сидели мы.
Иттан заговорил лишь в тот момент, когда разлил кофе по миниатюрным чашечкам:
— Госпожа, с чем пожаловали в наши негостеприимные края?
Я хмыкнула, помешивая сахар. В аристократических кругах считалось, что пить дорогущий кофе, приправленный сладостью, — издевательство над благородным напитком, но иначе я не любила.
— Тебе о чем-нибудь говорит имя Розеншал?
Иттан нахмурился. Ему, голубоглазому блондину, чистейшему человеку без единой примеси (дикая редкость в условиях, когда все расы смешались меж собой), графу в десятом поколении, это не шло.
— Совсем о немногом. Сильнейший темный колдун, ему предлагали должность преподавателя академии, разумеется, он отказался. Слухи о господине Розеншале ходят самые разные, но радушным и гостеприимным этого человека не назвать. Скорее — скрытым донельзя. Поговаривали даже об увлечении некромантией, но дальше обвинений дело не зашло. Наши сканеры не засекли призыва мертвых. Тебя с ним что-то связывает?
— Возможно.
Я отпила глоток, наслаждаясь тем, как обжигающий кофе маслянистой каплей скатывается по горлу. Иттан склонился почти нос к носу.
— Говори, Сольд.
— Он приобрел крайне необходимого мне раба, а я обязана выкупить того.
Ясное дело, Иттан не понимал ничегошеньки из сказанного, ведь он не догадывался о моей жизни после изгнания. А вот я жадно следила за газетными статьями о назначении самого молодого декана в истории академии, о его успехах и провалах, о возрождении почти мертвого факультета света (в современных условиях маги, способные навести порчу, оплачивались куда выше тех, кто мог её снять).
— Начинай с самого начала. И не забудь поведать о том, откуда на твоем запястье обручальная руна.
В голосе зазвенел холодок обиды, и я заговорила кратко, но обо всем подряд. Нам понадобился целый час времени, чтобы обсудить мою жизнь от момента позорного изгнания из академии до приезда в Янг
С Иттаном я познакомилась на десятом году жизни. Мы были похожи во всем, кроме одного: Иттан с младенчества проявлял невероятную тягу к магии, меня же боги наградили почти нулевым резервом. Зачем такую, как я, отправили учиться? Когда твоя родительница занимает высокий пост, у тебя нет иного выбора. Мать бы засмеяли, разузнав, что её дочь ничтожна, поэтому я поступила на факультет магического ремесла, чтобы получить минимальные знания, развить скудные способности и обучиться какому-нибудь занятию, отдаленно связанному с колдовством.
Так вот, Иттан с первых дней взял надо мной шефство. Он помогал с домашними заданиями и практикой, делился своим резервом, наполняя мой, огрызался на тех, кто имел наглость назвать меня пустышкой. Мы были друзьями, и я надеюсь, что так оно и осталось.
— Из всего произошедшего ясно одно: ты лезешь во что-то крайне нехорошее, — подытожил Иттан. — Начиная от обручения, свершенного без твоего согласия, и заканчивая поиском раба. Уезжала бы ты отсюда, Сольд. Если вопрос в деньгах — я найду сколько угодно золота.
— А куда я денусь? — Губ коснулась усмешка. — Где меня не отыщут тени?
— Придумаем! — Он сжал кулаки.
— Иттан, пожалуйста, прекрати. Я не прошу направить меня на путь истинный, лишь помочь информацией.
Его кивок получился вымученным.
— Я добуду тебе сведения о Розеншале, но обещай не соваться к нему, предварительно не обсудив план действий со мной. Что до твоего лорда…
Я приложила палец к губам.
— Забудь. Расскажи лучше, как вы тут поживаете? Почему адепты стали такие скрытные, где былые разгильдяи с факультета света? Ты держишь их в ежовых рукавицах?
Я гаденько хихикнула, но, заметив, как понурился Иттан, вмиг посерьезнела.
— С нашими студентами происходит неладное, за два месяца семеро лишились сил.
— Но как?!
По грудной клетке расползся морозец. Иттан вздохнул.
— Мы сами не понимаем, но симптомы те же, что у тебя. В один момент — полное бессилие. Одна девочка, подающий надежды целитель, ещё вчера залечивала чужие раны, а сегодня не способна регенерировать даже свои царапины. Весы правосудия склонились к отчислению. — Иттан с неприязнью посмотрел на черно — белые весы.
Когда-то именно они уронили черную чашу к подставке, что означало — я изгнана.
Ознакомительная версия.
