Элизабет задержала дыхание. К чему, интересно, он клонит?
Вемунд Тарк продолжал.
— Ульф, ты сам говорил, что твоей дочери следует выйти замуж за младшего брата в семье, чтобы он не был привязан к дому или семейному делу, за того, который остался бы с ней в этих краях. Если ваша дочь согласится ухаживать за моей… родственницей, пока я не найду другую помощницу, то у нее будет время узнать своего нареченного. Узнать и, может быть, полюбить его. Мне кажется, что госпожа Элизабет сильна и самостоятельна. Она прекрасно справится с любой неожиданностью. — Он вздохнул и сказал: — Госпожа Паладин, мой друг Ульф… Я прошу руки вашей дочери — от имени моего младшего брата.
После ошеломляющего предложения Вемунда Тарка в комнате воцарилась гробовая тишина. Тишину нарушали звуки, доносившиеся со двора; кокетливые и не слишком пристойные ответы девушек-батрачек батракам, раздававшиеся из хлева и конюшни, мычание теленка из сарая, скрип колес проезжавшей по дороге телеги.
Элизабет знала, что ей не положено в таких случаях протестовать. С одной стороны, это было бы оскорбительно для сделавшего предложение, а с другой, вопрос о замужестве дочери всегда решали родители. Женихи к ней раньше сватались, было дело, но мать их выставила как недостаточно серьезных.
— Это мне надо обдумать, — выдавил, наконец, глухо Ульф.
Госпожа Тура не находила себе места всю вторую половину дня, потому что они не успевали к первому вечеру благородного общества в Кристиании, но не хотела и слышать о том, чтобы перенести поездку на следующее утро, как предлагал муж. Теперь же она вообще забыла о Кристиании.
Она повернулась к дочери, ее глаза блестели.
— Элизабет! — прошептала она. — Подумай! Войти в семью Тарков! Одну из богатейших, знатнейших!
Элизабет не могла больше молчать. Она повернулась к Вемунду и сказала очень ясно и холодно:
— А что думает об этом ваш брат?
— Лиллебрур? Я думаю, что ему бы очень понравилось это решение. Именно такая женщина ему нужна, и он может стать вам хорошей опорой в будущем. Особенно в экономическом смысле. Я понимаю так, что вам, хуторянам, сейчас трудно справляться с выплатой больших налогов. И он к тому же узнает, как выглядит его будущая супруга.
— Спасибо, — сказала Элизабет подчеркнуто сухо. — Вы говорите, что у меня будет время изучить его и даже влюбиться в него. Это весьма великодушно с вашей стороны. Тогда и у него будет время для того, чтобы изучить меня в разных обстоятельствах, не правда ли? Потому что с его мнением тоже нужно немного считаться?
— Элизабет! Не говори в таком тоне, — оборвала ее мать.
— Это разумно, — весело ответил Вемунд Тарк. В голосе Элизабет слышались обиженные нотки.
— Я признаю, что охотно займусь уходом за вашей родственницей. Это разумное и полезное занятие для слоняющейся без дела хозяйской дочки. По правде говоря, у нас самих в усадьбе есть девяностошестилетний старик, но дедушка Ульвхедин не нуждается в уходе. Но я не желаю принимать участие в «лошадиных торгах»! Я хочу предложить своим родителям, чтобы они отпустили меня к вашей родственнице. А там посмотрим. Если между вашим братом и мной возникнет симпатия, мы можем вернуться позже к этому предложению. До тех же пор мы не отвечаем ни «да» ни «нет».
— Элизабет! — воскликнула шокированная мать. — Девушке не пристало выдвигать условия! Ты должна порадоваться, поблагодарить и принять предложение!
Ульф, наконец, пришел в себя после замешательства.
— Я нахожу предложение Элизабет достаточно разумным. А что ты скажешь, Вемунд?
Тот кивнул головой.
— Это, кажется, хорошее решение. Я представлял себе брак по расчету, что является делом обычным. Но мне следовало бы считаться с тем, что госпожа Элизабет слишком самостоятельна, чтобы решать за нее. — Его улыбка была весело-саркастической, однако он продолжил в более серьезном ключе: — Вы, разумеется, понимаете, что уход за моей родственницей не может быть возложен на первого встречного, я должен быть крайне требователен при выборе нужного лица. Необходим такт, ум, понимание, сдержанность и, особенно, знания в области медицины. Так, женщина, которая за ней ухаживала в течение года, не имела специальной подготовки, но лучшей найти мы не смогли. А сейчас за ней присматривает совершенно неподходящая дама. Госпожа Элизабет, я бы никогда не обидел вас предложением о работе, с которой справилась бы любая сиделка. Напротив, эта работа весьма сложна.
— Мне воспринимать это как комплимент?
— Несомненно!
— Тогда я воспринимаю это как комплимент.
— Элизабет, я возмущена тобой, — сказала госпожа Тура. — Мне действительно казалось, что я воспитала тебя более покорной. Ступай сейчас же в свою комнату!
Элизабет искала моральной поддержки от своего отца, но он не хотел перечить супруге в присутствии постороннего. Он пребывал в замешательстве и был огорчен тем, что его единственный ребенок вскоре покинет дом.
Элизабет, между тем, возражала против того, что ее отправляли в свою комнату.
— Я обещала тетушке Ингрид заглянуть к ней, как только освобожусь. Мне нарушить это обещание?
— Нет, конечно нет, — раздраженно ответила Тура. — Но ты же знаешь, что мне не нравятся эти посещения! Ингрид может научить тебя такому, что тебе не следует знать.
Вемунд Тарк удивился.
Ульф усмехнулся.
— Нашу тетушку Ингрид зовут старой ведьмой.
— Она и есть ведьма, — с жаром сказала Тура. — А кто же еще, по-твоему, сделал так, что две наших коровы отелились?
— Заразный отел, — проворчал Ульф. Они, очевидно, обсуждали этот вопрос так часто, что он не препирался.
— А теперь попрощайся и поблагодари господина Тарка, Элизабет, — сказала Тура, как будто обращаясь к восьмилетней девочке. — Поблагодари его за щедрое предложение! Можешь идти, мы обсудим твое будущее без тебя.
Элизабет послушно подошла к Вемунду и протянула руку.
— Спасибо, — промямлила она и благовоспитанно сделала книксен. Обременительная застенчивость, проявлявшаяся тогда, когда она меньше всего была необходима, помешала ей задержать свой взгляд на нем дольше, чем на мгновение. Но и этого мгновения оказалось достаточно для того, чтобы заметить странное выражение его пленительного лица. После этого она тут же выскочила из комнаты.
Ингрид посмотрела на молодую Элизабет, которая, не переводя дыхания, рассказала ей обо всем. Ингрид было семьдесят два года, и она сама называла себя ведьмой.
Она на самом деле была ведьмой — но ведьмой особой!
Она отнюдь не была длинноносой, горбатой и сморщенной колдуньей из сказок. Ингрид была по-прежнему красивой и наверняка могла бы еще сводить мужчин с ума, но у нее были огненно-желтые глаза под седеющими волосами, от ее улыбки по спине от страха начинали бегать мурашки, и, конечно, пошли слухи о том, что в Гростенсхольме происходят странные вещи! Но они появились только в последнее время. Долгая супружеская жизнь Ингрид была безупречной.
