Собственной рукою судья разлил вино в чашки.
– Да веет твоя тень прохладой до скончания века, – вполне серьезно произнес Ар-Шарлахи ритуальное пожелание.
– Издеваешься? – ворчливо осведомился судья. – Моя тень вот уже два года как принадлежит государю.
– Тем не менее… – со вздохом заметил молодой собеседник. – Живешь – как жил. Можно сказать, правишь…
Согласно обычаю, прикоснулся краем чашки ко лбу и лишь после этого отхлебнул.
– Да и вино у тебя – позавидуешь, – добавил довольно-таки уныло.
– Позавидуют, – сквозь зубы ответил судья. – Рано или поздно – позавидуют. Сгонят с кресла – будем тогда вместе брус толкать…
И тоже коснулся чашкой лба.
Ар-Шарлахи тем временем (опять-таки следуя обычаю) очистил апельсин и, разломив, протянул одну из половинок судье.
– Значит, говоришь, всю дорогу мечтал о холодном вине? – задумчиво молвил Ар-Маура, принимая пол-апельсина. – Почему же не зашел? Гордый?
Ар-Шарлахи досадливо пожал плечом и не ответил.
– Ну да, понимаю… – Судья покивал. – Предпочел, чтобы тебя ко мне привели… Должен сказать, наделал ты мне сегодня испугу! Помнишь, когда о песенках речь зашла?.. Тут стража стоит, там секретарь, да еще и свидетели эти… Смотри, досточтимый, допоешься… Дошутишься!.. – Судья отхлебнул и пристально взглянул на собеседника поверх чашки. – Стишок о верноподданном водопаде, надо полагать, твое сочинение?
Тот слегка смутился.
– Первый раз слышу, – уклончиво пробормотал он. – Что за стишок?
– Ну как же! Стишок известный… О том, как река, услышав указ государя, что воде надлежит течь сверху вниз, а не иначе, рухнула с обрыва сразу на три сажени… А про кивающие молоты? Дескать, молоты кивали-кивали, а Улькар в ответ даже и не кивнул!.. Ох, досточтимый… – Судья покачал головой. – Слушай, а что, у мухи в самом деле шесть лапок?
– Вообще-то шесть, – сказал Ар-Шарлахи, смакуя вино по глоточку. – Но я подозреваю, что секретари государя, вместо того чтобы поймать муху и пересчитать ей конечности, опять доверились трудам премудрого Андрбы. Он, видишь ли, тоже был убежден, что лапок у мухи всего четыре. И что овес – выродившаяся пшеница…
– Я смотрю, ты всерьез учился в Харве, – заметил судья. – Я вот там все больше дрался да пьянствовал… – Его тяжелое лицо глинистого цвета помрачнело, серебристая щетина на щеках залегла грузными кольчужными складками. – Да, времена… – глухо сказал он. – А знаешь… Я ведь учился вместе с Улькаром…
– С государем?! – Ар-Шарлахи был настолько поражен, что даже отставил чашку. – И… что? Он уже тогда?..
– Нет, – бросил судья, жестко усмехнувшись. – Тогда он был вполне нормален, если ты имеешь в виду именно это… Более скучного собеседника свет не видывал, да и способности у него были, помнится, самые средние…
Ар-Маура помолчал, нахмурился, задумчиво покачнул вино в своей чашке.
– До сих пор не могу понять… – признался он вдруг с горестным недоумением. – Как ему все это удалось? Ну ладно, отречение Орейи, мятеж в Харве… Но когда сказали, что во главе заговора стоит Улькар, знаешь, я удивился. Он ведь, между нами, и храбростью-то особой никогда не блистал… А чему ты улыбаешься?
– Так… – лукаво молвил Ар-Шарлахи, снова беря чашку. – Забавно… Узник и судья возлежат за вином и ведут крамольные беседы…
– Брось, – сказал Ар-Маура. – Подслушивать некому… Да и с кем мне еще об этом поговорить, сам подумай! Не с секретарем же… – Помолчал, вздохнул. – Мне иногда кажется, что в жизни своей я знал трех разных Улькаров…
– То есть?
Судья досадливо шевельнул седеющей бровью. Надо полагать, подобные мысли не давали ему покоя уже давно.
– Сам смотри… Первый – ничем не выдающийся отпрыск древнего рода. Великовозрастный оболтус, с которым я шатался по веселым кварталам… Второй – вождь заговорщиков, дерзкий до безумия, удачливый во всем… Ну вот как это он, например, умудрился выиграть битву при Заугаре? Убей – не пойму…
– Он впервые применил там вогнутые щиты, – напомнил Ар-Шарлахи. – У кимирцев их тогда еще не было…
– А откуда они вообще взялись? – перебил судья. – Он что, сам их выдумал? Ты когда-нибудь в руках держал такой щит? Бросает солнечный свет в одну точку на двадцать – тридцать шагов! Кто их ему дал? Как такое вообще можно выковать?.. Нет, как хочешь, а без колдовства здесь не обошлось…
– Нганга ондонго, – меланхолически молвил Ар-Шарлахи, в свою очередь разливая вино в чашки.
– Что-что?
– Заклинание, – со вздохом пояснил тот. – А может, и ругательство. Я его услышал от Левве… Он ведь изучал, если помнишь, язык туземцев. За что и был затоптан сразу после воцарения… Однако, согласно указу государя, колдовства не существует. Странно, что я напоминаю об этом судье… Да! – Он оживился. – Вот я что еще слышал! Будто вогнутые щиты скованы для Улькара кивающими молотами…
Судья недоуменно сдвинул брови:
– Ты что-нибудь о них знаешь?
– О кивающих молотах? Да нет, ничего… Знаю только, что все их боятся, но никто не видел… Премудрый Гоен считал их просто суеверием… Но мы, по-моему, отвлеклись… Так что там третий Улькар?
– Третий… – Тяжелое лицо досточтимого Ар-Мауры дрогнуло и застыло в скорбной гримасе. – А третий – безумец, которому ударила в голову власть. Знаешь, когда он разрушил храм Четырех Верблюдов и объявил себя богом, мне стало страшно… Боги не прощают тех, кто помнит их еще людьми… Потом этот указ о собственном бессмертии… А уж когда он начал издавать законы природы…
– Нет, почему же, – деликатно возразил Ар-Шарлахи, а в глазах у самого тушканчики плясали. – Законы природы – это мудро. Воде надлежит течь сверху вниз. Стало быть, учись у воды, как надо исполнять законы…
Судья не слушал. Лицо его было по-прежнему угрюмо.
– Я давно уже перестал понимать, что происходит, – устало пожаловался он. – Разворачиваешь свиток с новым указом – и заранее ждешь бунта. А бунта все нет и нет…
Ар-Шарлахи с любопытством взглянул на судью.
– Зачем же бунтовать? – сказал он. – Можно просто не исполнять. Или исполнять, но наполовину… Как, собственно, и делается.
– Да? Ты так полагаешь? А вот представь: придет завтра указ, что всем подданным надлежит ходить с открытыми лицами… И что тогда?
– Н-ну… тогда, конечно, бунт, – признал Ар-Шарлахи. – А кстати, чем ты хуже Улькара? Стань во главе. Тот отделил Харву от Кимира, а ты отделишь Пальмовую Дорогу от Харвы.
Досточтимый Ар-Маура смотрел на шутника с улыбкой сожаления.
– Безнадежно… – сказал он наконец и залпом осушил чашку. – Ни ты, ни я на это не способны. Я слишком стар, а ты… – Тут судья вскинул глаза и взглянул на собеседника в упор. – Ты даже сам не знаешь, как ты меня разочаровал. Когда в пустыне объявился Шарлах, я поначалу подумал: да уж не ты ли это? Тем более на тебя был донос… Смешно, конечно, об этом говорить, но я обрадовался… Обрадовался, что хоть кто-то из нас, бывших владык, покажет этим голорылым пеший путь к морю… Жаль, что это был не ты.
