Кора зачарованно смотрела, как в его пасти поблескивают огромные клыки, удивительно белые в сравнении с ониксовой чешуёй.
— А зачем… — ей пришлось прикрыть глаза, чтобы отвлечься, — зачем вам вообще золото, если вы им не пользуетесь?
Кора слышала, как дракон выдохнул, мягко и насмешливо.
— Мы любим красоту. Мы живём красотой. Это единственное, что имеет для нас значение, — от его движений монеты звенели, как хрустальные колокольчики. — Оглянись вокруг, принцесса. Послушай, как они поют. Разве это не радует и твой взор? Солнечный блеск монет, разноцветные звёзды камней? Разве их песня не услаждает и твой слух?
Кора повиновалась — и взглянула на золотые россыпи под своими ногами другими глазами. Они были прекрасны, как барханы из сверкающего песка, на которых искрились цветы драгоценных камней.
И с чего люди всегда думали, что драконами руководит глупая жадность?
А потом Кора задумалась: не потому ли драконы похищают девушек, что хотят порадовать свой взор ещё одной драгоценностью? И не для того ли она сама каждый вечер приходит в сокровищницу?
* * *
А ещё Кора продолжала гулять — несмотря на то, что замок и его окрестности завалило снегом, да и кашель периодически давал о себе знать.
Однажды она стояла на берегу озера, застывшего и белого, и смотрела на противоположный берег. Отсюда Кора не могла видеть столицу, однако порой ей казалось, что она видит.
А потом её вдруг обдало порывом тёплого ветра, и, обернувшись, она увидела дракона, приземлившегося позади в снежном вихре.
— Скучаешь по дому? — мягко спросил дракон.
— Нет, — честно ответила принцесса. — Только по маме… иногда.
Кора замолчала: ей стыдно было признать, что этот замок так быстро стал для неё родным, а нелюдимый колдун и старый дракон так легко заменили близких.
— Ты дрожишь, — заметил дракон. — Не стоит выходить из дому в такую погоду.
— Я всегда выходила, — Кора, стянув варежки, подышала на озябшие руки. — Не люблю сидеть в четырёх стенах.
— А мне казалось, благородным девушкам более пристало вышивать гобелены, играть на арфе и обсуждать с подругами сердечные дела, — взгляд дракона ласкал нежным участием, — а не коротать время в одиночестве у замёрзшего озера.
Коре хотелось ответить, что она всегда ненавидела гобелены и глупые сплетни своих фрейлин, но осеклась: он ведь и так это знал. Знал все её мечты, желания и страхи. Её разум был для него открытой книгой.
Кора вдруг поняла, что бьющая её дрожь не имеет отношения к холоду.
— Да, — она облизнула пересохшие губы. — Но я не одна.
Дракон не ответил. Просто ждал, чуть склонив чешуйчатую голову, и под его дыханием снег таял, обнажая ковёр прелой осенней листвы. И Кора сделала шаг, потом другой, а потом ещё несколько — пока не оказалась так близко к дракону, как не подходила никогда.
Она стояла в шаге от его пасти; если бы дракон открыл её, туда мог бы въехать всадник. Но Кора не боялась. Она давно уже не боялась. И не так уж важно, что это — магия драконьего взгляда или её собственное чувство.
Она подняла руку и коснулась кончиками пальцев агатовой чешуи подле драконьего носа.
Жар, пробежавшись по её руке, охватил всё тело. Коре показалось, что она касается горячего шёлка: она чувствовала, как где-то под чешуёй кипит огнём драконья кровь.
Принцесса скользнула рукой ниже, легонько погладив чёрную морду, и ей почудилось, что в щелях драконьих зрачков вспыхивают и гаснут звёзды.
«Ты прекрасен», — хотела сказать она, но промолчала.
— Нет, — ответил дракон, услышав невысказанное. — Но ты прекрасна, принцесса.
А потом они вместе вернулись в сокровищницу, и в тот вечер Кора слушала рассказы о старых войнах, прижавшись к чёрному шёлку чешуи на драконьем боку.
* * *
Зима миновала, и наступила весна. Благодаря целебным отварам Кея Корин кашель почти ушёл. Озеро оттаяло, и теперь Кора сидела с книгами у перламутровых вод, любуясь ложбинами предгорных холмов, изумрудными лугами и лесом, одевшимся нежными весенними красками. А Бранд всё чаще присоединялся к ней — и рассказывал не только то, что Коре нужно было знать, а то, что хотелось рассказать ему.
Теперь все вечера в сокровищнице принцесса проводила рядом с драконом. Коре нравилось касаться его гладкой чешуи, слушать завораживающий голос с проникновенными, низкими, страстными даже нотками. Этот голос отзывался в ней — учащённым биением сердца, прерывистым дыханием из беспомощно приоткрытого рта. Возможно, то была лишь драконья магия, от которой Кора так бежала в первый день их знакомства, а, возможно, странная привязанность жертвы к своему пленителю, о которой говорил Кей… но девушке было всё равно. Это было нервное, странное и сладкое чувство, которого Кора никогда не ведала — но, как ей казалось, ждала всю свою жизнь.
Иногда она представляла Бранда в человеческом облике: высокий, с чёрными кудрями и пронзительными золотыми глазами, с тонким лицом и острыми скулами… Порой Кора и вовсе забывала, что рядом с ней дракон: если закрыть глаза, можно подумать, что с ней говорит могущественный мудрый человек много старше её.
Однажды она, не удержавшись, робко чмокнула дракона в морду — а вдруг он, как в легендах, обернётся прекрасным принцем? — но тот лишь улыбнулся.
— Не стоит верить сказкам, принцесса, — сказал Бранд, оставаясь прежним, и голос его был печален.
Тем вечером Кора даже поплакала — а потом смирилась. Какая разница, в конце концов? Замуж её Бранд всё равно бы не взял, даже если бы обратился человеком. Он ведь никогда не говорил, что любит её.
* * *
…и с чего её потянуло на задний двор замка?
Бранд тогда в очередной раз улетел в горы, и Кора, скучая, бродила по замку, когда вдруг заметила арку, ведущую на задний двор. Принцесса ни разу не была там: знала, что Кей хоронит там бедных рыцарей, павших от драконьего пламени. Вначале Коре было страшно смотреть на их могилы, затем — стыдно: они погибали, спасая принцессу, которая совсем не желала быть спасённой.
Но сейчас ей вдруг подумалось, что она должна возложить на их могилы цветы, хоть так выразив сожаление по поводу их напрасной гибели.
Нарвав на лесной опушке огромный букет нарциссов, Кора храбро вошла в арку. Она опустила по паре цветков на все могильные холмики, а потом, поколебавшись, подошла к большой каменной гробнице, высившейся чуть поодаль. Дверь поддалась с трудом, но, попыхтев, принцесса всё же открыла её.
Щурясь в полумраке, который рассеивал лишь свет из открытой двери, Кора увидела ряды каменных саркофагов — и вдруг замерла: из-под крышки одного торчал бархатный рукав женского платья.
