Предводитель мятежников убрал меч и, посмотрев на оскверненное изображение в последний раз, двинулся дальше. Поначалу минотавры изучали весь комплекс, рисовали карту, отыскивая все скрытые переходы и помещения, именно тогда они наткнулись на подземные ходы за спинами нападавших, которые использовали сегодня в битве. Фарос хорошо знал план переходов, вероятно, даже не хуже самих древних строителей.
Но все же... сейчас он свернул в коридор, где никогда не был.
На стенах виднелись неправильные изображения. Не жрецы, склоняющиеся перед Богом-кондором, несущие ему козье мясо и вино, а длинные вереницы оборванных, изможденных высших людоедов, понуро бредущих на восток. Впереди них неслась огромная хищная птица, затмевавшая небеса. Символика птицы была настолько прозрачной, что минотавр фыркнул. Уверенный, что вот-вот выйдет на знакомый путь, Фарос некоторое время двигался по коридору. Но тот привел его в огромный зал, стены которого также покрывали доселе невиданные картины.
На барельефах ясно прослеживалась история так называемого спасения — появления непосредственно расы минотавров из тех высших людоедов, которых Саргоннас счел достойными спасения от краха их цивилизации. Фарос смотрел на прекрасного людоеда, уши которого начали удлиняться и расти. Вот череп трескается, и оттуда показываются рога. Рвутся на могучем теле одежды, и оно покрывается мехом. К концу цепочки изображений у их персонажа ничего общего с древними родственниками уже не осталось — последняя фигура была чистейшим минотавром... подозрительно похожим на него самого.
Разочарованно заворчав, Фарос решил вернуться той же дорогой. Поднимая древнюю пыль, он пошел обратно мимо фигур, словно «проваливаясь» назад во времени. Воин свернул в коридор одновременно с тем, как череда минотавров рядом закончила свое преобразование в величественных высших людоедов.
Но коридор неожиданно свернул в широкую палату. Фарос недоуменно остановился на пороге — память его не подводила, и этот зал был явным доказательством того, что он заблудился. Затхлость, пронизанная бесчисленными древними ароматами, приветствовала его. Предназначение этого помещения угадывалось безошибочно: ряды широких каменных скамей, коричневая кафедра в дальнем конце и огромная статуя темно-красного кондора. С каждой стороны алтаря, стоящего под каменной птицей, была видна фигура Бога в облике минотавра, сжимающего меч и секиру.
Саргоннас.
Фарос наткнулся на один из главных залов, в которых в древние времена проходили службы. Даже сейчас на алтаре виднелись остатки жертвоприношений, хотя, что это — мясо, цветы или особенные дары — сказать уже было невозможно. Жрецы покидали Храм в спешке... Но кто тогда создавал барельефы в зале, из которого он пришел? Видимо, это были уже не высшие людоеды, возможно, даже сами минотавры — другого объяснения быть не может.
Потеряв интерес, Фарос повернул обратно — от мертвого Бога нет никакой пользы, так же как и от высших людоедов...
Но тут предводитель мятежников замер — перед ним не было коридора, он снова оказался в святилище. Посмотрев через плечо, Фарос увидел коридор, мимо которого он каким-то образом прошел. Он еще раз шагнул в проход, но нога вновь ступила на плиты священной палаты.
— Что за трюки? — прорычал воин, стоя на месте и хмурясь.
Затем он решительно пошел дальше, не зная, чего ожидать — вокруг была лишь тишина и пустота. Фарос оглядывался по сторонам в поисках причины западни, но натыкался только на изображение ушедшего Бога.
Ушедшего Бога, которого Фарос недавно оскорбил.
— Это твоя затея? — крикнул он ближайшей статуе Саргоннаса.
Фигура Бога, изображенная в броне, напоминавшей легионерскую, не отвечала. Взгляд был надменным: Божеству не пристало снисходить до простого смертного.
Гнев наполнил душу минотавра — этот Бог не смог защитить даже его семью. Фаросу внезапно захотелось обвинить во всех бедах Саргоннаса — он взмахнул мечом и, как недавно в коридоре, обрушил клинок на грудь статуи.
Но лезвие не просто скользнуло по мрамору — оно легко вошло в камень, вспарывая грудь и живот Бога. Из раны хлынул обильный поток густой красной жидкости. Сначала Фаросу показалось, что это кровь. Минотавр отпрянул. Ужасный поток лился на пол, от него исходил сильный жар. Фарос успел отпрыгнуть назад и оказаться в безопасности, но две реки стремились окружить его огненным кольцом.
Раскаленные струи продолжали литься из тела статуи, на полу расплывалась большая лужа. От жара минотавра бросило в пот. Внезапно извержение лавы прекратилось, рев перешел в шипение, а затем все смолкло, если не считать потрескивания пузырьков на поверхности расплавленной магмы. Оторопь Фароса переросла в раздражение — какая-то сила играла с ним, и первой, пришедшей на ум, стала Нефера.
— Иди ко мне, ведьма! — крикнул он. — Мой клинок заждался! Клянусь отцом, я выпотрошу тебя или умру, пытаясь сделать это!
В ответ из лавы начал подниматься огромный пузырь. Внутри его появлялась невероятных размеров темная фигура могучего воина. Фарос попытался приблизиться, но страшный жар отогнал его назад. Затем пузырь с четырех сторон пробили мощные конечности, наверху начала формироваться голова. Обретали четкость могучие руки и ноги, покрытые шерстью, на теле лепились пластины брони и мускулов, огненный килт закачался на бедрах. Расплавленная магма словно впиталась без остатка в новоявленный образ, на полу не осталось никаких следов недавнего буйства огня.
Фарос мог попытаться убежать — путь больше ничего не преграждало,— но не сдвинулся с места и молча ждал, уже начиная понимать, что происходит.
Тем временем вырисовывалось лицо и два огненных росчерка обозначили мощные рога над головой. На Фароса смотрела практически его копия, только более красивая и без всяких шрамов.
— Приветствую, Фарос Эс-Келин! — прогремел под сводами голос темно-красного минотавра. В этом гиганте все было такого цвета: мех, глаза, зубы, доспехи и килт.
Вождь повстанцев напрягся, готовый в любой момент броситься в бой.
— У меня нет причин с тобой здороваться... если ты действительно Бог-кондор.
Глаза Бога опасно сузились, но он кивнул:
— Да, Фарос Эс-Келин, я действительно... Саргоннас.
Но Фарос не испытывал страха или робости, одну только ярость.
— В таком случае, где ты прятался все эти годы, пока твои мнимые дети резали друг друга? А теперь ты явился вновь, после того как трусливо бежал?
Яростная гримаса исказила доселе спокойное лицо Бога, тело на миг ослепительно вспыхнуло — казалось, он стал еще больше.