– Этот старик, – сказал Ноблио, – кто он? Где именно он живет?
– Старик… – Тозер влил в себя еще вина. – Старик напоминал мне Йони из «Комедии о Стали». Акт второй, сцена шестая…
– Кто он? – нетерпеливо спросил Хоукмун.
– «Он души не чаял в механизмах, он отдавал им все свое время и не заметил, как постарел». Понимаете, он живет только наукой. Делает кольца… – Тозер закрыл рот рукой.
– Кольца? Какие кольца? – быстро спросил д'Аверк.
– Вы должны простить меня, – сказал Тозер и поднялся, пытаясь сохранить гордую осанку. – Вино оказалось не под силу моему пустому желудку. Пожалейте меня и разрешите мне выйти.
Лицо Тозера на самом деле приняло зеленоватый оттенок.
– Хорошо, – устало сказал Ноблио, – я провожу вас.
– Прежде, чем он уйдет, – раздался немного приглушенный, ироничный голос, – заставьте его снять кольцо со среднего пальца левой руки.
Хоукмун сразу же узнал говорившего и обернулся. У Тозера отвисла челюсть, он в испуге закрыл кольцо ладонью и спросил:
– Что вы знаете об этом? Кто вы такой?
– Герцог Дориан, – сказал вошедший, кивнув Хоукмуну, – называет меня Рыцарем-в-Черном-и-Золотом.
Рыцарь казался выше любого из присутствующих и был одет в доспехи и шлем черного и золотого цветов. Рыцарь поднял руку и указал на Тозера:
– Отдайте герцогу это кольцо.
– Это же стекляшка, ничего особенного… Д'Аверк сказал:
– Он упоминал какие-то кольца. Значит, кольцо перенесло его сюда?
Тозер все еще колебался. От волнения и выпитого вина лицо его приняло глупое выражение:
– Говорю вам, это стекло, дешевая безделушка…
– Приказываю тебе именем Рунного Посоха! – грозно прокричал Рыцарь.
Эльверезо Тозер нервно снял кольцо и бросил на каменный пол. Д'Аверк поднял его и, повертев в пальцах, сказал:
– Это хрусталь, а не стекло. Что-то мне он напоминает…
– Оно сделано из того же минерала, что и машина, которая перенесла вас сюда, – сказал Рыцарь-в-Черном-и-Золотом. Он поднял руку в латной рукавице – на среднем пальце блестело такое же кольцо. – И оно обладает теми же свойствами – может переносить человека в иные плоскости.
– Я так и думал, – сказал Хоукмун. – Не сила ума перенесла сюда этого писаку, а кусок хрусталя. Ну, Тозер, теперь-то уж точно я тебя повешу! Где ты достал перстень?
– У одного человека… Майгана из Лландара. Клянусь, это правда! У него много таких… и он может еще сделать! – закричал Тозер. – Не вешайте меня, умоляю. Я скажу, где найти старика.
– Да уж, извольте, – задумчиво сказал Ноблио. – Мы должны добраться до него раньше Империи Мрака. Он и его секреты будут принадлежать нам – для нашей же безопасности.
– Что? Так мы отправляемся в Гранбретанию? – удивленно спросил д'Аверк.
– Боюсь, это необходимо, – объявил Хоукмун.
Поправив расшитую золотом маску, Флана Микосеваар, графиня Канберийская, огляделась по сторонам. От пестро разряженных гостей у нее рябило в глазах.
В центре бальной залы оркестр заиграл быструю затейливую мелодию, одно из величайших творений Джона Лендона, величайшего композитора Гранбретании, жившего два столетия тому назад.
Лицо графини было скрыто под богато украшенной маской Цапли, сверкавшей тысячами граней редчайших самоцветов. Тяжелое парчовое платье переливалось всеми цветами радуги. Будучи вдовой Азровака Микосеваара, погибшего от меча Дориана Хоук-муна в первой битве за Камарг, Флана Канберийская не оплакивала супруга и не держала зла на его убийцу. В конце концов, он был ее двенадцатым мужем, и, хотя любовные утехи этого злого, кровожадного человека долгое время доставляли ей удовольствие, но после того, как он отправился на войну с Камаргом, Флана, разумеется, не стала вести жизнь затворницы. Поэтому образ графа быстро потускнел в ее сердце – впрочем, как и воспоминания о многих других ее любовниках: Флана была ветреной натурой.
Она давно привыкла к тому, что мужья и фавориты, как только начинают надоедать, немедленно устраняются со сцены. Однако повинуясь скорее инстинкту, нежели соображениям морали, она не прибегала к убийству наиболее влиятельных из них…
Сие отнюдь не означает, что графиня не знала, что такое любовь. О, Флана могла любить страстно, беззаветно… просто ее не хватало надолго. И слово «ненависть» было для нее таким же пустым звуком, как и слово «жалость».
Женщина с грацией дикой кошки и холодной душой паука… Многие мечтали отомстить ей – за отравленного брата, за уведенного мужа (и, несомненно, отомстили бы, не будь она двоюродной сестрой императора Хеона – бессмертного монарха, пребывающего в чреве Тронной Сферы); другие видели в ней лишь единственную живую родственницу короля и хотели использовать в своих интересах – ведь она могла стать императрицей в случае гибели Хеона…
Флана, графиня Канберийская, и не подозревала о плетущихся вокруг нее заговорах. Впрочем, узнав о них, она бы и глазом не моргнула – какое ей дело до чужих забот, если они не приносят наслаждения, не облегчают странное томление духа, в котором она сама не может разобраться? Многие подкупали слуг, чтобы только увидеть Флану без маски – в надежде узнать тайну ее обаяния. Но прекрасное лицо графини – чистое, с чуть впалыми щеками, с большими золотистыми глазами – неизменно хранило загадочное, отрешенное выражение и скрывало куда больше, чем маска.
Музыка смолкла. Гости начали вставать со своих мест; разноцветные пятна их одежд задвигались. Изящные женские маски собрались вокруг воинственных шлемов, скрывающих лица владык Гранбретании.
Графиня не двинулась с места. Издалека она узнавала многих мужчин по их маскам, и среди всех выделялась маска Мелиадуса – магистра Ордена Волка, который был ее мужем пять лет тому назад и не так давно развелся с ней (чего Флана даже не заметила). Был в зале и Шенегар Тротт – в серебряной маске, пародирующей черты его собственного лица; он возлежал на подушках, в окружении нагих рабынь с опахалами. Был там и Пра Фленн, герцог Лаксдежский, которому едва исполнилось восемнадцать, но который уже покорил десять городов; он носил маску дракона. Флана знала и остальных – всех этих великих полководцев, вернувшихся, чтобы отпраздновать победу, поделить завоеванные земли и принять поздравления от своего императора… Воины громко смеялись, когда к ним приближались дамы, и только Мелиадус стоял в стороне, беседуя со своим зятем Тарагормом, хозяином Дворца Времени, и Каланом Витальским, магистром Ордена Змеи, главным придворным ученым. Флана чуть не прыснула от смеха, ибо Мелиадус всегда недолюбливал Тарагорма.
