Торси тоже гребла. Он говорил ей, когда ее очередь, и она брала весла, боролась с захлестывающими волнами. Затем он говорил, когда нужно остановиться, и она, не говоря ни слова, уступала место. Он греб больше, чем она. Ведь и это была его миссия. Торси ничего не говорила. Возможно, она даже не замечала, что он оберегает ее. Захваченный чувством того, что он стал мужчиной, и почему-то уверенный в успехе задуманного, Джарик хорошо себя чувствовал. Тяжелая работа и цель, которую он поставил перед собой, спрятали скорбь и горе, как тугие бинты прячут рану. Но он не понимал, какое прекрасное лечение он выбрал для себя. В этом его мозг был как и у других людей.
Но пройдет еще очень много времени, прежде чем он узнает, что отличается от остальных людей.
Джарик очень беспокоился о Торси.
Ведь он же мужчина.
- Я мужчина и я должен о ней заботиться.
И он заботился.
Должно быть, боги смотрели на этих двоих детей в северном море и смеялись, правда, беззлобно. Дети гребли, ели, спали. Ни сильные ветры, ни бури не приходили к ним. Легкий ветерок как будто ласкал их головы, когда они спали. Он гладил их волосы, как заботливая мать. Звезды в небе поблескивали, как ласковые глаза дедушки и бабушки. Из моря не появлялись морские чудовища.
Они спали очень беспокойно — ведь день для них был большим испытанием тела и души. Боги смотрели на них и улыбались с любовью. Лодка плавно плыла по течению. Куда она плывет — значения не имело. Ведь мальчик все равно не знал, куда плыть. Северо-восток, только северо-восток. Его разум ребенка не мог придумать ничего лучше. Ведь если бы он мог поступить разумно, он никогда бы не отправился в это безнадежное путешествие. Он с Торси пошел бы в глубь материка, чтобы отыскать барона и рассказать ему о случившемся, попросить помощи, за которую люди Томаштен так долго платили.
Утром Джарик проснулся и понял, что не может двинуться. Все тело его и руки болели. Но он преодолел себя, обмыл их в море и затем начал растирать, разминать их, как воин перед битвой, как лучник перед решающим выстрелом.
Джарик посмотрел вокруг. С трех сторон его окружала зеленая вода, по которой бежали волны с белыми барашками, словно пасущиеся на зеленом лугу овцы. Позади он увидел землю, над которой стлался дым. Джарик заметил, что Торси тоже проснулась и смотрит на него своими широко раскрытыми глазами.
- Мы уплыли уже далеко. Ты видишь, Торси? Мы хорошие моряки. Сейчас время позавтракать. Ты женщина. Приготовь что-нибудь поесть, женщина, а я пока погребу.
И, преодолевая боль, он снова взялся за свою бессмысленную работу.
Какая-то рыба выпрыгнула из воды, сверкнула серебряной чешуей и затем снова нырнула в воду, рассыпая брызги, тоже серебряные. Джарик вспомнил… сон? — и женщину… Серебряную женщину.
Он греб и думал.
Торси.
Он греб, толкая тяжелые весла, а Торси продолжала смотреть в море, туда, где только что выпрыгнула рыба. В море отражались несущиеся по небу облака. Оно не было ни синим, ни голубым. Оно было тяжелого зеленого цвета. Торси смотрела на море.
- Торси.
Она смотрела на море, и Джарик снова окликнул ее. Она повернулась к нему. Ее широко раскрытые глаза смотрели на него так, будто Торси ушла куда-то далеко и оставила здесь только свои глаза в знак того, что она еще жива. Джарик, герой, жаждущий мести, продолжал грести. Он очень беспокоился о ней. Он знал, что поступает сам хорошо, он гордился собой, но с Торси следовало поговорить.
- Торси… я встал, чтобы броситься на бандитов… — Она продолжала смотреть. Выражение ее не изменилось. Она смотрела так, будто внутри нее была черная дыра, и она выглядывала из нее. Глаза ее были как круглые агаты, вставленные в голову.
- Ты слышишь меня? Я смотрел и смотрел на них, но не мог двинуться, Торси. Затем, когда все вокруг были убиты… сеть вокруг меня порвалась. Ты спала. Я встал, чтобы броситься на них, я хотел убить их всех. Вот что я хотел! Я хотел убить всех этих бандитов.
Она смотрела. Коричневые агаты, круглые и блестящие, с черными точками в центре.
Он прекратил грести и провел рукой по лицу. Глаза ее не двинулись, чтобы проследить за рукой. Джарик снова начал грести и прикусил губу. Его светлые волосы шевелил легкий ветерок.
Джарик, сын Орика, который за свои семь лет и девять месяцев никогда не выходил в море, продолжал грести. Когда его руки начали кровоточить и весла стали скользкими, он вытер их и посадил Торси за весла. Она стала грести. Прикусив губы и закрыв глаза, Джарик сунул руки в соленую воду.
И не сдержался, вскрикнул. «Это недопустимо для мужчины», — злясь на свою слабость, подумал он. Но все же он уже не мальчик. Какой мальчик обладает таким мужеством, чтобы сунуть окровавленную руку в соленую воду? Ты видишь, какой я храбрый, отец? Старший брат Сака очень храбрый.
«Я сильный, — подумал он. — Я мужчина. Я должен быть им. Я должен заботиться о Торси. Я буду мужчиной. Я убью всех врагов. Когда я убью первого, я возьму его меч или топор, что у него будет, и буду убивать остальных. Кидденсак, Кидденсак! Он будет последним. Интересно, почему он назвал меня во сне бароном? И был ли это сон? Конечно, сон. Интересно, а кто ОНА?»
Он осторожно подвинулся на скамье, сделал глубокий вздох и прикусил губу. Затем одним движением снова сунул окровавленную руку в соленую воду. И снова он громко застонал, но не вскрикнул. Торси продолжала грести.
«Кидденсак, — подумал он. — Кидденсак с „Испарелы“! Я иду, морское чудовище, Кидденсак!»
- Это… — начал он, но замолчал, услышав, как дрожит его голос.
Он вынул руку из вода. Кровь не текла, но казалось, что тысячи муравьев бегают по рукам своими горячими ногами. Стараясь ничего не касаться, он опустил руки вниз, подальше от солнца. «С Торси нужно поговорить, — подумал он. — Да и мне тоже нужно поговорить».
- Броситься на них было бы глупо, — сказал он. — Они бы убили и меня. И тут что-то случилось. Я упал и заснул, и увидел сон. А когда я проснулся, то оказалось, что я стою на коленях перед… отцом. И он был перевязан. А ты кричала. Ты кричала, что я не твой брат. И я хочу знать, как я оказался там, если я был в лесу? Кто перевязал отца? Я посмотрел — повязка была очень искусной. Мне такой не сделать, хотя я видел, как мать делает перевязки. Я хочу знать, кто перевязал отца и почему ты не хочешь мне ничего рассказывать.
Он замолчал и снова прикусил губу. Она уже распухла от укусов. Он провел по ней языком. Джарик посмотрел на Торси, а та продолжала смотреть в никуда. Она гребла, как бы и не осознавая, что делает.
«Если она заговорит, — подумал Джарик, — то мне будет легче. Я буду говорить с ней, и мне не останется времени думать о себе. Быть мужчиной очень трудно наедине с собой».
