— Нет. Раз или два была упомянута Энциклопедия, но, похоже, мои братья не жалуют эту книгу. Да и никакие книги вообще.
— Но говорили ли о моем рождении?
— Нет.
— Так, значит, ты не знаешь, кто мой отец?
Теперь улыбнулся друид. Он не мог решить, смеется ли над ним Алеа или просто хитрит.
— А разве об этом уже давно все не догадались? — спросил он с усмешкой.
— Ахум, нет, я не догадался! — воскликнул Мьолльн.
Но Алеа будто не слышала.
— Ты думаешь, он сам знал, что он мой отец? — спросила она друида.
Фингин пожал плечами.
— Да о ком вы говорите, в конце концов?
Алеа еще на мгновение задержала взгляд на Фингине. И опять обернулась к волынщику:
— Мы говорим о Кароне Катфаде, сыне Катубатуоса, которому друиды дали имя Фелим, когда он был принят в Сай-Мину. Фелим был моим отцом.
Гном вытаращил глаза:
— Чего? Да этого быть не может! Ахум, вот уж нет!
Алеа снова двинулась в путь вместе с Фингином.
Гном долго стоял неподвижно, разинув рот, а потом бросился их догонять.
— Итак, первое пророчество исполнилось, — заговорила Алеа. — Моим отцом был человек, а матерью — женщина из туатаннов, и, похоже, я тот, кого вы называете Самильданахом. Ты прочел дальше?
— Нет, — ответил друид, и Алеа знала, что он говорит правду.
— Остается еще два пророчества.
— Ты их читала? — с любопытством спросил Фингин.
— Да. Но меня интересуют не сами эти пророчества. А то, для чего они и как были написаны. А главное, что мне с ними делать.
— Они исполнились? — спросил друид.
— Не совсем. Пока нет. Но должна ли я поступить так, чтобы это произошло? Или я должна следовать своему чутью?
— Возможно, одно другому не противоречит. Быть может, они исполнятся по мере того, как ты будешь следовать той дорогой, которую выбрала, — предположил Фингин.
Алеа кивнула. Она и сама так думала. Но было страшно чувствовать себя всего лишь орудием пророчества, написанного так давно. Значит, у нее нет выбора? Значит, это и есть Мойра? Предначертанная судьба, которой нельзя избежать? Она взглянула на Фингина. Он не спросил ее, о чем говорилось в двух других пророчествах. И однако, он сгорал от желания узнать это. Но он относится к ней с уважением. И подождет.
— Как я могу быть свободной в той жизни, которую я веду? — спросила она, глядя молодому друиду прямо в глаза.
— Иногда быть свободным значит не уклоняться от своих обязанностей.
— О чем ты говоришь? — воскликнул Мьолльн, который перестал понимать смысл их беседы. — Вы разговариваете, как школяры из Мон-Томба!
— Что будет, если ты перестанешь дышать? — спросил Фингин у Мьолльна.
Тот нахмурил брови:
— Я задохнусь и умру, а как же!
— Правильно. Значит, дышать — это обязанность всякого живого существа, правда?
— Конечно, — согласился Мьолльн.
— Значит, жить — это выполнять некоторые обязанности. То же самое и со свободой.
— А-а, — протянул гном и поморщился.
— Но у нас с вами обязанности посложнее, чем просто дышать. Мы можем от них отказаться, но можем и принять их. И я думаю, что для того, чтобы стать свободными, мы должны их принять. Согласиться с тем, что это не столько обязанность, сколько необходимость.
Гном покачал головой, по-прежнему не понимая. Алеа подошла к друиду.
— И что это, по-твоему, за обязанности? — спросила она.
— Это зависит от того, что сказано в пророчествах.
— Разве без них нельзя понять, что нам нужно?
Друид не знал, что ответить. Алеа улыбнулась.
— Я уверена, что одно из пророчеств состоит в том, чтобы ответить на этот вопрос, — заключила она.
Гном воздел руки к небу в знак того, что он ничего не понял, но на этот раз никто не решился ему объяснить. Фингин и сам не был уверен, что понял.
Имала и Тайброн шли много дней, пока не набрели в долине Лома на уютный уголок, богатый дичью. Тихая долина, простиравшаяся к югу до Синена, а на севере защищенная Борселианским лесом, была вдали от селений и дыбунов.
В первый же день волки загнали барана, заблудившегося в холмах Лома, и утолили голод на берегу реки. В этом плодородном краю трава еще оставалась зеленой и стелилась шелковым ковром, на котором с удовольствием растянулись звери.
После полудня, хорошенько переварив пищу под осенним солнцем, они принялись исследовать местность и метить границу земель, где им предстояло жить и охотиться, терлись о ветки и почву, чтобы оставить свой запах — грозное предупреждение другим волкам. Долгие часы они бегали по долине, выискивая свою дичь, свою воду, обегая свои холмы… А потом вдруг услышали вой чужого.
Имала подалась вперед и повернулась туда, откуда раздавался зов. Она нюхала воздух и тут увидела, что Тайброн побежал на север, задрав хвост. Она бросилась следом за ним, и вскоре они увидели чужака. На скале сидел молодой одинокий самец, бурый с серыми и черными пятнами, кривой на один глаз, — вероятно, бежал из стаи после жестокой драки.
Ни секунды не медля, Тайброн бросился к молодому волку, чтобы прогнать его. Тот ждал до последнего мгновения, потом убежал. Он бежал быстро и без труда ушел от серого волка. Тайброн рысью вернулся к Имале, которая ждала в отдалении, но когда поравнялся с ней, то увидел, что бурый волк снова сидит на скале.
На этот раз за ним кинулась Имала, И снова одноглазый дождался последней секунды, чтобы убежать. Когда Имала замедляла бег, он поступал так же. Но стоило ей побежать быстрее, как он тоже припускал.
После долгого бега вверх по долине Имала отступила и вернулась к Тайброну, который подошел ближе. Молодой бурый волк, похоже, был упрям и тоже вернулся.
Эта игра продолжалась долго, пока пара волков не перестала нападать на пришельца. Он показал им свою прыть, а значит, это был достойный спутник И мало-помалу они позволили ему подойти.
Тогда молодой бурый волк выказал покорность. Спрятал клыки, поджал хвост, подполз на согнутых лапах и лег на бок возле Тайброна. В свою очередь большой серый волк показал, кто здесь хозяин, поглядел на чужака сверху вниз и два-три раза куснул, без злобы, но довольно сильно. Бурый принялся лизать его, дружелюбно повизгивая. А когда Тайброн и Имала тронулись в путь вверх по долине, молодой волк побежал следом.
Этот волк первым пришел в стаю, и, по легенде, его нарекли Тамаран — одноглазый. Вслед за ним в клан Ималы прибились еще четыре молодых волка. Два самца и две самки. Их стало семеро, и, наверно, вожаки сочли, что этого хватит, потому что больше ни одному волку они не позволили подойти к их территории в долине Лома.
