В тот день он ничего не ел. А ночью, когда лег к костру, никак не мог заснуть. Вначале он просто боялся. Еще бы! Ведь он поднял руку на Священного Червя и обратил его в бегство. Он унизил его, оскорбил. А за оскорблением всегда следует месть. Червь обязательно вернется и задушит его, и задавит!
Но время шло, а Червь не возвращался. Почему он так медлит, недоумевал Молчаливый. Медлят только слабые. А Червь очень силен и огромен…
Но потом он стал думать, что это только по сравнению с ним Червь огромен, а по сравнению с лабиринтом он сущее ничтожество. Почти такое же, как и сам Молчаливый. А если это так, то Червь никакой не священный, а просто очень большой. Священен лабиринт, вот он по-настоящему огромен. Нет, он бесконечен. И тогда многажды много раз прав тот старик, который говорил, что нельзя достигнуть края бесконечности. Нет ничего глупее, чем искать то, чего нет. Нужно возвращаться к тому, что есть. И чем скорее, тем лучше!
Молчаливый поспешно поднялся, затоптал костер и пошел в темноту.
Он торопился, он шел очень быстро.
Но только на четвертый день он увидел первую пещеру. Пустую. А рядом с ней еще одну, еще и еще. И везде было пусто. Везде было одно и то же: пустые лежанки, обломки посуды и серая, холодная зола в очагах.
Переночевав в заброшенном селении, он двинулся дальше. Он долго плутал и, сбившись с дороги, кричал, искал следы, жег дымные костры – бесполезно. Потом он еще несколько раз входил в селения, тоже пустые. Везде только обрывки шкур, изломанные детские игрушки, заброшенные капища… и крысы. Крысы, завидев его, разбегались.
Он шел дальше. Он понимал, над ним висит проклятие, но все равно не останавливался. Он не боялся, он знал, что придет. Ведь даже если лабиринт бесконечен, то он-то, Молчаливый, не всесилен и, значит, когда-нибудь он не выдержит, остановится и упадет. Возможно, уже мертвый. Но в башмаках.
Однако все случилось иначе. А начиналось это так: войдя в еще одно пустое селение, он так разгневался, что решил даже не останавливаться, а сразу идти дальше. Он так бы и сделал – он миновал уже почти все селение…
Как вдруг что-то заставило его остановиться и оглянуться. Время было вечернее, начинало темнеть. Вокруг было тихо и пусто. Но, тем не менее, Молчаливый явственно чувствовал, что он здесь не один. Осторожно ступая, держа в руке нож, Молчаливый подкрался к одной из пещер, ко второй…
И замер. Там, в той пещере, было особенно тихо. Так бывает только тогда, когда кто-то затаит дыхание. Молчаливый зашел в ту, вторую пещеру, подождал, пока глаза привыкнут к темноте…
И увидел женщину. Она сидела на ворохе крысиных шкур и пристально смотрела на него.
Только теперь Молчаливый почувствовал, как он устал. Ноги его не держали. Опираясь на стену, он сел и привалился спиной к камню. Нож выпал у него из руки. Женщина поднялась, подошла к нему и спросила:
– Ты кто?
Он смотрел на нее и молчал. У нее было красивое лицо. А волосы седые, длинные. И добрые, теплые руки – они легли ему на плечи.
– Ты кто? – опять спросила женщина.
Он улыбнулся в ответ. Она помогла ему встать и провела в глубь пещеры. Там он сел возле очага и осмотрелся. Лежанка, покрытая ворохом шкур, скудная утварь в углу, вот и все. Женщина села напротив него и опустила голову. Седые спутанные волосы скрыли ее лицо.
Вдруг Молчаливый почувствовал холод. Он съежился и задрожал. Где-то падали капли, шуршали мокрицы. Склонившись к очагу, он высек волшебным осколком огонь. Пламя вспыхнуло, затрепетало. Охапка сухого лишайника быстро сгорела, он подбросил еще. И еще. И еще. Обернулся…
Она смотрела на него и улыбалась. Она была красивая и добрая. Он сел с ней рядом. Обняв его горячими руками, женщина тихо сказала:
– Мне было страшно. Я думала, это пришел другой, – и, не выпуская его из объятий, стала смотреть на огонь.
В ее больших глазах плясали отблески костра. Глаза казались черными, бездонными, как лабиринт. Ее руки сжимали его, согревали. Ему было очень тепло.
Вдруг женщина заговорила:
– Все ушли. Все боятся его, даже Тот-Который-Построил. Селения стоят пустые, а люди бегут. Я бы тоже убежала, но я не хочу. Я его не боюсь. Мне все равно. Мой сын умер, а мой муж убит. Тот, кого они все так боятся, зовется Велеречивый. Слова его сладки и лживы, они дурманят разум и делают людей послушными. Он уводит людей за собой. Куда, этого никто не знает, но оттуда нет возврата. Там нет лабиринта, там даже нет мрака и пустоты – там нет ничего.
Молчаливому вновь стало холодно, он задрожал. Женщина расслабила объятия и посмотрела на него. На губах у нее дрогнула едва заметная улыбка.
– Я потеряла мужа и сына, – едва слышно сказала она. – Ты будешь мне мужем и сыном.
Молчаливый покорно кивнул. Ее рука легла ему на грудь, тихонько толкнула – и Молчаливый, зажмурившись, лег на лежанку. Она заботливо укрыла его шкурами, а сама поднялась и пошла к очагу.
Сквозь полудрему Молчаливый слышал, как женщина возилась у огня, как глухо стучали горшки и шипела, вскипая, вода, как шлепались в воду улитки. Потом вдруг стало тихо. Приоткрыв один глаз, он увидел, что женщина старательно расчесывает гребнем свои седые спутанные волосы. Заметив, что он смотрит на нее, она смущенно улыбнулась и сказала:
– Я снова хочу быть красивой. Прости.
И он остался. Он вырубил желоб для сбора воды и утеплил вход в пещеру. Сражался с крысами, охотился, мастерил силки. А когда наступила зима и выпал снег, а длинные дни превратились в короткие сумерки, он перестал выходить в лабиринт. Запасы были сделаны большие, теперь можно было отдыхать. Он так и делал – подлогу сидел у огня, а его женщина сидела рядом. В ее руках ловко сверкала острая игла, разноцветные бусинки мелко дрожали, потом замирали; на старых потертых одеждах рождались бесконечные узоры.
Однажды женщина сказала:
– Как хорошо, что все ушли. Нам никто не мешает.
Он согласился:
– Да, никто.
И вздрогнул, испугавшись собственного голоса. Он, Молчаливый, вдруг заговорил! А женщина, смеясь, поцеловала его в губы и сказала:
– Ну вот, наконец ты мой весь без остатка.
С того дня он стал учиться говорить. И с каждым новым словом чувствовал, как на душе у него становится всё легче и легче. А потом он однажды подумал, что жизнь – это не только лабиринт, но и свет, и тепло, а тепло для того, чтобы на щеках у его женщины играл румянец и чтобы она пела песни, была счастлива. Хотя ее не по годам седые волосы так и останутся седыми. Когда она спала, он часто гладил эти волосы. И как-то раз, когда она проснулась, он рассказал ей о себе. Всё, без утайки. Она долго молчала, потом улыбнулась и тихо сказала:
– Жизнь коротка. И когда я умру, ты уйдешь. А пока подожди. Обещай!
