— Энохсету песец, — ужасно коверкая слова, повторил юноша.
— Нет! — поморщился старик, махая руками.
Ткнул себя пальцем в голую грудь.
— Энохсет.
Потом указал пальцем на юношу.
— Алекс, — тихо выдохнул тот.
Заказана погода нам удачею самой,
Довольно футов нам под киль обещано,
И небо поделилось с океаном синевой,
Две синевы у горизонта скрещено.
Не правда ли, морской, хмельной, невиданный простор
Сродни горам в безумстве, буйстве, кротости.
Седые гривы волн чисты, как снег на пиках гор,
И впадины меж ними — словно пропасти.
Владимир Высоцкий Благословен великий океан
Перед тем как отправиться в дальнее и опасное путешествие, Нарон, как праведный даросец, всегда приносил морю жертву. На востоке еще только играли первые блики приближавшейся зари, а матросы уже чинно выстроились вдоль борта, терпеливо ожидая восхода. В руках капитана тревожно квохтала черная курица. Теперь главное не прозевать и свернуть ей шею при первых лучах солнца. Негромко хлопнула дверь каюты. Нарон обернулся. Единственный пассажир «Бороздящего стихию» тихо вышел на палубу и встал, опираясь на посох.
— Хозяин, — негромко проговорил кормщик Боаз. — Солнце.
Из-за ровной поверхности моря выглянул сверкающий край. Нарон засуетился, курица с кудахтаньем вырвалась из рук, и бестолково махая крыльями, полетела в воду.
— Плохая примета, — озабоченно прошептал кормщик.
Будучи как и капитан даросцем, он так же считал правильное жертвоприношение перед отплытием верным залогом благополучного возвращения.
— Может, поплывем завтра? — робко предложил он, почесывая кудрявую бороду.
Нарон посмотрел на курицу, с пронзительным криком барахтавшуюся в воде. Та издала жалобный крик и резко, словно её кто-то дернул за ноги, исчезла с негромким бульканьем.
— Море приняло жертву! — громко сказал он. — Отплываем.
Боаз покачал головой и пошел на корму.
— Отвязывайте канат! Убирайте сходни! — громко скомандовал капитан и, запахнув плащ, направился на нос корабля, где был закреплен огромный кувшин с питьевой водой.
Жрец вежливо посторонился и склонил гладко выбритую голову.
— Прости меня, я не хотел мешать ритуалу.
— Я сам виноват, мудрый Тусет, — с трудом скрывая раздражение, возразил Нарон, отвязывая крышку с горловины кувшина.
Капитан зачерпнул воду и стал пить, искоса поглядывая на пассажира. Келлуанских жрецов считали магами, владевшими тайнами волшебства. Только их народ превращал тела своих знатных покойников в нетленные мумии и строил им величественные гробницы. Загадочная религия келлуан с великим множеством звероголовых богов казалась другим жителям побережья Великого моря суровой и мрачной как их колоссальные храмы с гигантскими скульптурами богов и царей. Несмотря на то, что от Нидоса до устья великого Лаума всего несколько арсангов, на берегах реки существовал совсем другой, малопонятный чужеземцам, мир.
Нарон всегда считал себя человеком здравомыслящим и чуждым авантюр. Поэтому его совсем не обрадовало приглашение на прием к Сентору Кассу по прозвищу Крумон. Скромный купец не ждал ничего хорошего от беседы с членом городского совета и одним из богатейших людей Нидоса. Проворочавшись всю ночь, капитан сходил в храм и принес в жертву целого барашка.
Хвала богам, его самые мрачные прогнозы не оправдались, и речь шла лишь о келлуанском жреце, которого надо взять в плаванье к далеким Рогейским островам. Разумеется, Нарон с облегчением и радостью согласился, тем более что ему еще и заплатили, хотя и маловато. Возможно, именно поэтому присутствие Тусета рядом всегда раздражало капитана.
Вдруг он услышал громкий деревянный стук. Кто-то из гребцов сбился с ритма и ударил весло соседа.
— Длин! — крикнул Нарон, вешая кожаную кружку на специальный крючок. — Что там у тебя происходит, жирный боров?
Надсмотрщик отскочил от люка в трюм и, выхватив из-за пояса плеть, с остервенением стал хлестать рабов.
— Ленивые отродья! Стоит отойти, так вы чаек ртом стали ловить? Вот, вот тебе!
Нарон удовлетворенно кивнул и оглядел горизонт. По правую руку проплывал знаменитый маяк, вершину которого днем украшал высокий столб дыма, указывавший кораблям путь в благословенный Нидос. Слева за широким волноломом покачивались на ленивой волне боевые галеры. Капитан послюнявил и поднял вверх указательный палец. Ветра почти не было. Значит, придется идти на веслах. Он вздохнул и отправился на корму, где, крепко вцепившись в связанные между собой рулевые весла, стоял, широко расставив волосатые ноги, Боаз. Проходя между рядами гребцов, Нарон обратил внимание, что один из рабов глухо кашлял. Его глаза подозрительно блестели из-под нависшей гривы спутанных волос, а широкую спину украшали свежие следы плети.
Надсмотрщик освободил дорогу господину.
— Что с четвертым по левому борту? — вполголоса спросил капитан.
— Вроде все нормально, господин, — пожал широкими плечами Длин.
Нарон, ожидавший более определенного ответа, с раздражением переспросил:
— Нормально?
И повысив голос, добавил:
— Даже я вижу, что он болен! Почему не сказал, пока мы стояли в Нидосе? Я бы купил нового.
— Ничего с нм не случится, господин, — заверил надсмотрщик. — Моя плетка лучшее лекарство для этих скотов!
— Учти, если он сдохнет до Милеты, я тебя заставлю грести! Понял?
— Понял, господин, — глухо проговорил Длин, отворачиваясь.
Нарон взобрался на кормовую палубу.
— Выходим из гавани, хозяин, — негромко проговорил Боаз.
Судно обогнуло мыс маяка и заплясало на волнах открытого моря. Теперь главная задача — выдержать правильное направление.
Солнце медленно ползло по кристально — чистому небу. Корабль так же неторопливо шел, влекомый вперед ударами четырнадцати весел. Стоял полный штиль, и матросы откровенно бездельничали, свысока поглядывая на мокрые от крови и пота спины гребцов.
Капитан отложил в сторону посох с поперечной планкой, служивший для измерения высоты солнца над линией горизонта.
— Возьми левее, Боаз, — скомандовал он кормщику. — Не будем уходить далеко от берега.
— Да, хозяин, — отозвался тот и сделал полшага, увлекая за собой рулевое весло.
— Эй, на мачте! — крикнул Нарон. — Заснул, сын акулы!
— Нет, хозяин! — быстро отозвался молодой голос.
