Тарантио слушал седовласого старца, поражаясь его мудрости.
— А отец говорил, что звезды — это свечки богов, — сказал он вслух.
Гатьен ласково потрепал его по голове.
— Тебе, наверное, очень недостает его.
— Нет, — сказал Тарантио, — он был слабый и глупый. Он повесился.
— Твой отец, Чио, был хороший человек. Жизнь обошлась с ним несправедливо.
— Нет, он сдался, отступил! — вспыхнул мальчик. — Он совсем не любил меня. И нам наплевать, что он умер!
— Вовсе нет, — возразил Гатьен, ошибочно решив, что под словом «мы» Тарантио имеет в виду себя и его. — Впрочем, не будем об этом спорить. Жизнь бывает жестока, и многие люди не в силах вынести этой жестокости. Твоего отца сгубили три проклятия. Любовь, которая может быть величайшим даром Небес либо же страшнейшим ядом. Вино, которое, подобно странствующему лекарю, многое предлагает и ничего не дает. И деньги, без которых он не смог бы предаваться сомнительным радостям пьянства. — Гатьен тяжело вздохнул. — Мне очень нравился твой отец, Чио. Он был мягкий человек, любил стихи и замечательно пел. А впрочем, довольно с нас досужих разговоров. Нам нужно работать.
— Зачем ты пишешь свои книги, мастер Гатьен? Их же никто не покупает.
Гатьен красноречиво пожал плечами.
— Мои книги, Чио, — памятник, который я возвожу себе в будущем. И они опасны, дружок, куда опасней самых могущественных чар. Никогда и никому не говори о том, что прочел в моем доме.
— Что же может быть опасней чар?
— Правда. Человек скорее сам выколет себе глаза, чем решится заглянуть ей в лицо.
Сейчас Тарантио смотрел на пляшущие язычки огня и вспоминал ревущее пламя, которое жадно объяло дом мастера Гатьена. Снова он видел солдат герцога Марча, высоко державших факелы, и снова с безмерной грустью вспоминал, как несчастный старик бросился в горящий дом, чтобы спасти дело всей своей жизни. Тарантио еще видел, как метался в окнах верхнего этажа вопящий живой факел — а потом рухнула крыша, и так сгинул в огне мастер Гатьен.
До той минуты Дейс был только бесплотным голосом, который звучал в голове Тарантио. Впервые мальчик услышал этот голос, когда увидел своего отца, повесившегося на балконных перилах, увидел его багровое, распухшее до неузнаваемости лицо.
— Плевать нам на него, — сказал тогда голос. — Он был слабый и не любил нас.
Но когда сгорел заживо Гатьен, Дейс отыскал дорогу в мир плоти и крови.
— Мы за него отомстим, — сказал он.
— Ничего не выйдет! — испуганно возразил Тарантио. — Герцог живет в замке, и его охраняют толпы стражников. Нам… то есть мне всего пятнадцать. Я не солдат, не убийца!
— Тогда предоставь дело мне, — ответил Дейс. — Или ты трус?
Двумя ночами позже Дейс преодолел стены герцогского замка, благополучно проскользнув мимо спящих часовых. Затем он спустился по винтовой лестнице в главный коридор донжона. Стражи здесь не было. Спальню герцога освещала одна-единственная лампа, а сам герцог крепко спал на широкой кровати под балдахином. Дейс легонько откинул атласную простыню, обнажив жирную и дряблую герцогскую грудь. И, ни мгновения не колеблясь, вонзил в грудь спящего маленький кинжал. Герцог дернулся, рывком сел, нелепо разинув рот, — и тяжело осел на постель.
— Гатьен был нашим другом, — сказал Дейс. — Чтоб ты сгнил в аду, подлый ублюдок!
Старый герцог умер без лишнего шума, но в последнее мгновение жизни у него опорожнился кишечник, и спальню заполнила отвратительная вонь. Дейс сидел тихонько, неотрывно глядя на труп. А затем уступил место Тарантио, чтобы тот тоже досыта полюбовался на эту картину. Тарантио помнил мертвое лицо отца — распухшее, безобразное, с вываленным наружу языком. Смерть всегда безобразна, но на сей раз она была чем-то даже привлекательна.
— Никогда больше не стану убивать! — прошептал Тарантио. — Никогда!
— Тебе и не придется, — заверил его Дейс. — Убивать за тебя буду я. Мне это понравилось.
Усилием воли Тарантио отобрал у него власть над их общим телом. А потом бежал из замка, растерянный и смятенный. Его растили на рассказах о героях, о рыцарях и рыцарстве. Герой ни за что бы не почувствовал то, что чувствовал он. Восторг, упоение, которые испытал от убийства Дейс, показались пятнадцатилетнему Тарантио просто отвратительными. И все же он невольно разделил с Дейсом это упоение.
Сейчас, на берегу озера, эти мрачные мысли мешали Тарантио заснуть, а когда наконец он задремал, ему приснился старик Гатьен.
— Правда жжет, Чио, — сказал он. — Правда — это яркий свет, и он так больно жжет.
Дождь, поливший ночью, загасил костер, и Тарантио проснулся, дрожа от холода. Перекатившись на колени, он попытался встать, оскользнулся — и ничком шлепнулся в жидкую грязь. В его сознании раскатился смех Дейса:
— О, эта чудная жизнь на лоне природы! Тарантио выругался.
— Ай-ай-ай! — вовсю веселился Дейс. — Никогда не теряй чувства юмора, братец!
— А, так у тебя есть чувство юмора? — взвился Тарантио. — Ну так посмейся над этим!
Зажмурившись, он мысленно открыл дорогу в глубь себя и погрузился в недра своей личности. Дейс пытался остановить его, но все произошло слишком быстро и неожиданно. Не успел Дейс и глазом моргнуть, как помимо своей воли оказался полновластным хозяином изрядно вымокшего и замерзшего тела.
— Ах ты, сукин сын! — взревел он. Ледяная вода струями текла по его лицу.
— Теперь твоя очередь наслаждаться жизнью на лоне природы! — жизнерадостно отозвался Тарантио, упиваясь теплом и уютом в глубинах своего сознания. Дейс попытался проделать с ним тот же фокус, но ничего не вышло. Обозлясь не на шутку, Дейс огляделся в поисках укрытия — и увидел в нескольких шагах старый дуб. От давнего удара молнии ствол дерева раскололся почти надвое, но дуб, как ни странно, выжил. Дейс заполз в расселину. Здесь было тесновато, но он снял мечевой пояс, поджал ноги и, привалившись спиной к сухой древесине, смотрел на разгулявшийся снаружи ливень.
— Ладно, Чио, — наконец сказал он, — ты выиграл. Теперь пусти меня назад. Мне холодно и скучно.
— А мне и здесь неплохо.
Над озером лил проливной дождь, издалека доносились раскаты грома. Дейс выругался. Если молния ударит в дерево, он испечется заживо.
Он снова выругался, но тут же широко ухмыльнулся. В конце концов, что есть жизнь? Игра. А сейчас по крайней мере до него не доберется ни дождь, ни ветер.
— Ну ладно, можешь возвращаться. — Тарантио, как ни старался, не сумел скрыть своего страха.
— Ну нет, — весело отозвался Дейс. — Я только-только начал привыкать.
Совсем близко ударила молния, и призрачный свет озарил на миг озеро и остров. Дейс ощерил зубы в волчьей усмешке.
