Нет, это было нечто большее, сказал он себе. Он заботился о Далии. Притяжение было основано на большем, чем сексуальность и большем, чем потребность в дружеском общении. Много слоев этой эльфийки дразнили его и интриговали. Было в ней что-то, скрытое даже от нее, казалось, что Дзирт находил это бесспорно привлекательным.
Но когда он снова поднял взгляд к окну и внешнему миру, Дзирту пришлось признать, что он действительно не делал ничего иного, как ждал, когда пройдет боль от полного исчезновения Друзей Мифрил Халла. Или, возможно, это пошло еще глубже.
Он боялся, даже ужасался.
Он боялся, что его жизнь была ложью, что его преданность обществу и его упорство в том, что за всеобщее благо стоит бороться, было бесплодной затеей в мире, полном себялюбия и зла. Груз тьмы, казалось, глумился над ним.
Какой был смысл всего этого?
Он перекатился к краю кровати и сел. Он думал об ужасном падении Лускана и капитана Дюдермонта. Он думал о Фермере Стайлесе и его банде разбойников и сером тумане, в котором они жили, пойманные где-нибудь между моралью и необходимостью, между законом и основными правами любого живого человека. Он думал о договоре в Ущелье Гарумна, который создал королевство орков на пороге родины дворфов — это было величайшим достижением короля Бренора или его величайшей глупостью?
Или хуже, это хотя бы имело значение?
На протяжении многих ударов сердца этот вопрос вертелся в воздухе перед ним, вне досягаемости. Его жизнь была не больше, чем бесплодной затеей?
— Нет! — снова сказала Далия и заворочалась.
Опровержение прозвучало в голове Дзирта, как раз когда оно достигло его уха. Дзирт оглянулся через плечо. Она лежала на спине и снова мирно спала, лунный свет, плещущийся по ее лицу, был достаточно ярким, чтобы намекнуть на ее синюю татуировку вайды.
Нет! Дзирт снова услышал в своем сердце и душе, и вместо неудач и потерь, он заставил себя вспомнить победы и радость. Он думал о молодом Вульфгаре под его и Бренора опекой, он вырос честным и сильным, собрал варварские племена и народ Десяти Городов для мира и общего дела.
Конечно, это не было никакой пирровой победой!
Он снова подумал о Дюдермонте, не о последнем поражении, а о многочисленных победах этого известного в море человека, несшего справедливость в борьбе с беспощадными пиратами. Развязка в Лускане не могла стереть эти усилия и добрые дела, и сколько невинных было спасено хорошим капитаном и экипажем Морской Феи?
— Каким же я был глупцом, — прошептал Дзирт.
Он отбросил свою нерешительность, отбросил личную боль и отбросил тьму.
Он встал, оделся и направился к двери. Он оглянулся на Далию, затем вернулся, склонился и поцеловал ее в лоб. Она не шевелилась, и Дзирт тихо вышел из комнаты, впервые после падения короля Бренора, он шел с уверенностью.
Дальше по коридору, он постучал в дверь. Когда ему не ответили, он постучал снова, уже громче.
В одних штанах, с взлохмаченными волосами, Артемис Энтрери широко распахнул дверь. — Что? — спросил он, его тон был наполнен раздражением, но также и некоторым беспокойством.
— Пойдем со мной, — сказал Дзирт.
Энтрери посмотрел на него подозрительно.
— Не сейчас, — пояснил Дзирт. — Не этой ночью. Но пойдем со мной, когда я покину Невервинтер. У меня есть идея… причина, но мне нужна твоя помощь.
— Что ты планируешь, дроу?
Дзирт покачал головой. — Я не могу это объяснить, но покажу тебе.
— Корабль на юг выходит через два дня. Я планирую на нем быть.
— Я прошу тебя пересмотреть это.
— Ты сказал, что я ничего тебе не должен.
— Да.
— Тогда, почему я должен следовать за тобой?
Дзирт глубоко вздохнул, снова этот неумолимый цинизм. Почему все вокруг него всегда спрашивают, «что это значит для меня?»
— Потому что я прошу тебя об этом.
— Удачи, — сказал Энтрери.
Дзирт печально на него посмотрел. Энтрери начал закрывать дверь.
— Я знаю, где твой кинжал, — выпалил Дзирт. Он не собирался говорить об этом, на самом деле, он никогда не планировал помогать Энтрери его вернуть.
Энтрери, казалось, подался вперед, совсем чуть-чуть. — Мой кинжал?
— Я знаю, где он. Я недавно его видел.
— Расскажи.
— Скажи, что пойдешь со мной, — сказал Дзирт. — Дорога приведет нас туда довольно скоро. — На мгновение он сделал паузу, затем должен был добавить, ради самого себя, если бы не Энтрери, — Пойдем со мной несмотря ни на что, отложив в сторону кинжал или что-либо еще, что ты мог бы получить. Тебе нужно это путешествие, мой старый враг, не меньше, чем мне. — Дзирт полагал, что претензии, поскольку, разрабатывая план в своих мыслях, собирался взять его в важное личное путешествие, такой подход мог бы оказаться еще более важным для Артемиса Энтрери.
Этот противоречивый и очень травмированный человек, стоящий перед ним, вполне может быть мерой всего этого, думал Дзирт.
Путешествие Артемиса Энтрери оправдало бы его или сделало бы большую ложь его жизни?
Энтрери, казалось, пытался раскрутить то последнее предложение, когда Дзирт снова посмотрел на него.
— Любая дорога так же хороша мне, как любому другому, — ответил Энтрери, пожав плечами.
Дзирт улыбнулся.
— С первым светом? — спросил Энтрери.
— Есть кое-что, что я должен сделать сначала, — объяснил Дзирт. — Мне понадобится день, возможно два, и затем мы пойдем.
— Возвращать мой кинжал, — сказал Энтрери.
— Находить нечто большее, — ответил Дзирт и когда Энтрери закрыл дверь, он добавил себе под нос, — для каждого из нас.
Шаг Дзирта был намного легче, когда он вернулся к Далии. Ночь снаружи прояснялась, луна светила ярче.
Когда Дзирт выглянул в окно, это показалось ему подходящим, поскольку теперь он смотрел на мир в новом свете и с новой надеждой.
Неожиданно.
* * * * *
Дзирт и Далия блуждали по лесной дороге к югу, и к востоку от Невервинтера — блуждали, потому что нетерпеливый дроу позволил Далии задавать темп. Дзирт не ожидал, что она будет сопровождать его сюда, в этот день и не просил ее об этом. Он искал дом рыжеволосой провидицы, Аруники, которая когда-то предложила — и, надо надеяться, снова предложит — информацию о Гвенвивар.
Бледный солнечный свет бросал длинные тени сквозь ветви деревьев и пестрая земля перед ними, сияла оранжевым среди множества опавших листьев. Зима еще не пришла, но была не за горами. Некоторые деревья сбросили свои осенние цвета и стояли голыми на холодном ветру, в то время как другие упрямо цеплялись за последние листья сезона.
