Последние слова иссохшего старого чернокнижника звенели в его голове: — Глупый мальчик, я сохранил тебе жизнь только из уважения к твоему отцу. Теперь, когда его нет в живых, ты мне больше не нужен. Уходи. Иди и охоться на нее, молодой глупец, и скоро ты встретишь своего отца в темных землях.
Эффрон попытался вернуться к Дрейго, исправить осадок между ними.
Но ученики-слуги старого чернокнижника, недвусмысленно, ему отказали.
И теперь это — и Эффрон знал, что визит Миража связан с планами старого чернокнижника относительно пантеры. Планами, которые не включали Эффрона. Планами, которые не нуждались в Эффроне.
Действительно, эти планы, безусловно, исключали необходимость в Эффроне.
Молодой кривой тифлинг, его мертвая рука, бесполезно качалась позади него, сидел в темном низком кустарнике за пределами резиденции Дрейго Проворного в течение большой части дня.
Скривившись.
* * * * *
— Вы играете в опасные игры, старый чернокнижник, — сказала Мираж позже той же ночью, когда она забирала свои монеты у Дрейго Проворного.
— Нет, если вы сделали свое изыскание и чары правильно. Нет, если это существо Эрлиндир — наполовину друид, вы утверждаете, что он будет.
— Он довольно сильный. Именно поэтому я удивлена, почему вы позволите ему вернуться на Торил живым.
— Я должен убить каждого могущественного волшебника и клирика просто потому что? — спросил Дрейго Проворный.
— Теперь он много знает, — предупредила Мираж.
— Вы заверили меня, что он не знал о Дзирте До'Урдене и не был нигде рядом с ним на бескрайних землях Фаэруна.
— Это, правда, но если он что-то подозревает, нет ли возможности, что он поместил подобные двеомеры на себя, как на вас — чтобы вы могли видеть мир глазами пантеры?
Рука Дрейго Проворного застыла на месте на полпути к полке, где он хранил свой бренди из Серебристой Луны. Он повернулся к гостье. — Мне потребовать свои монеты назад?
Мираж свободно рассмеялась и покачала головой.
— Тогда, почему вы предположили такое? — спросил Дрейго Проворный. Он оставил свой вопрос без ответа, поскольку ее улыбка стала скромной. Он взял бутыль и налил пару бокалов, один поставил на клетку и сделал глоток из другого.
— Почему, хитрая леди, — спросил он, наконец, — вы пытается вынудить меня действовать?
— Вы признаете, что ваша… тактика выявила бы мое любопытство, так?
— Почему? У меня, конечно, есть интерес к леди Далии с ее спутниками. Они принесли мне много бед, и я был бы небрежен, если бы не воздал им.
— Эффрон приходил ко мне, — сказала она.
— Ища пантеру.
Мираж кивнула, и Дрейго Проворный отметил, что она держала бренди, который он налил для нее, хотя он не вручил ей бокал, и она не подходила его взять — или, по крайней мере, казалось, что не приходила и не взяла. — Я знаю, что Эффрон отчаянно желает убить эту тварь Далию.
— Больше силы ему, тогда! — с эйфорией ответил Дрейго Проворный.
Но Мираж не купилась на его притворную эмоцию, так как она стояла, качая головой.
— Да, она — его мать, — ответил Дрейго Проворный на ее невысказанный вопрос. — От Херцго Алегни. Далия бросила его с утеса сразу после его рождения, пламенного эльфа. К сожалению, падение не проявило милосердия и убило его, он приземлился среди нескольких сосен. Деревья нарушили его падение и сломали позвоночник, но, увы, он не поддался смерти.
— Его травмы…
— Да, Эффрон был и остается, в известной степени, сломанным, — пояснил чернокнижник. — Но Херцго Алегни не отпускал его. Не физически, и даже не эмоционально, много лет, пока не стало ясно, насколько мал потенциал Эффрона.
— Кривой. Слабый.
— И к тому времени…
— Он был дублером, многообещающим молодым чернокнижником под зорким оком великого Дрейго Проворного, — рассуждала Мираж. — И более того, он стал вашим кистенем, для того, чтобы крошить упорную волю постоянно хлопотного Херцго Алегни. Он стал ценным для вас.
— Это — трудный мир, — посетовал Дрейго Проворный. — Нужно искать любые средства, чтобы правильно ориентироваться в циркулирующих морях.
Он поднял бокал в тосте и сделал еще глоток. Мираж поступила по его примеру.
— И какие средства вы ищете сейчас через пантеру? — спросила она.
Дрейго Проворный пожал плечами, как будто это было не важно. — Как хорошо вы знаете этого Эрлиндира ныне?
Настала очередь Миража пожать плечами.
— Он приветствовал бы вас в своей роще?
Она кивнула.
— Он — ученик Миликки, — заметил Дрейго Проворный. — Вы знаете его положение?
— Он — сильный друид, хотя его ум притупляется с возрастом.
— Но он избран богиней? — спросил Дрейго Проворный, более настойчиво, чем намеревался, ответом Миража было напряжение, ее беспокойство возросло — понял он.
— Не обязательно быть единственным, чтобы получить силу?
— Более того, — давил Дрейго Проворный
— Вы спрашиваете меня, имеет ли Эрлиндир особую милость Миликки? Избранный?
Старый чернокнижник и глазом не моргнул.
Мираж смеялась над ним. — Если бы он был им, вы думаете, я бы не решилась так его обмануть? Вы считаете меня глупой, старый чернокнижник?
Дрейго Проворный отмахнулся от глупых вопросов и сделал глоток, молча ругая себя за нетерпение, преследование такой надуманной идеи. Он понял, что был вне своей игры. Интенсивность бесед с Паризе Алфбиндером начала на него влиять.
— Может ли этот Эрлиндир знать о других избранных его богини? — спросил он.
— Вероятно, глава его ордена.
— Нет — или возможно, — сказал чернокнижник. — Я ищу тех последователей, известных как 'Избранные'.
— Миликки?
— Всех богов. Любые сведения, что вы соберете для меня по этому поводу, будут хорошо приняты и щедро вознаграждены.
Он пошел налить еще напитка, когда Мираж спросила с сильным скептицизмом и сильной интригой, — Дзирт До'Урден?
Дрейго Проворный снова пожал плечами. — Кто знает?
— Возможно Эрлиндир, — ответила Мираж. Она осушила свой бокал и начала уходить, остановившись только взглянуть на комнату, где вышагивала плененная Гвенвивар.
— Наслаждайтесь вашим временем на Ториле, — заметила она.
— Наслаждайтесь… — пробормотал себе под нос Дрейго Проворный, когда она ушла. Такой совет он слышал не часто.
Я не думал, что это возможно, но мир вокруг меня становится еще более серым и запутанным.
Насколько широка была линия меж тьмой и светом, когда я впервые вышел из Мензоберранзана. Я был так полон праведной уверенности, даже когда моя собственная судьба казалась незначительной. Но я мог биться кулаком по камню и провозгласить, «Этот путь сделает мир лучше. Это правильно, и это неправильно!» с большой уверенностью и внутренним удовлетворением.
