– Ты тянешь время, – сказал Конан. – Думаешь, пока я здесь, твои миньоны успеют убить ребенка. Не надейся – младенец в надежных руках.
– В мире нет ничего надежного, – отмахнулся Багряный Молох. – Кроме смерти, конечно, да только кому она нужна.
* * *
– Почему вы несете сына в аббатство Монлюссон? – спросила Корделия.
Возможно, герцог к этому моменту слишком устал, чтобы проявлять высокомерие. Или же ему было приятно поговорить о монастыре – мысленно вернувшись в привычный для себя мир, где нет ни злых предсказаний, ни непутевых варваров.
В любом случае, он ответил:
– Тамошние монахи служат богу Марманду, покровителю добра и света.
Корделия не умела слушать, и потому тут же встряла:
– Я никогда о нем не слышала.
Герцог смерил ее взглядом – так гробовщик снимает мерку с покойника.
– Вряд ли ты вообще слышала о добре и свете. Впрочем, у Марманда немного последователей. Послушником Моилюссоиа может стать лишь тот, кто ни разу не согрешил ни делом, ни словом, ни даже мыслью. Их бог улыбается всем, чья душа хрустально чиста.
– А какой прок в душе, если она хрустит? – удивилась Корделия.
Альдо покопался в своей кладези мудрости, но ответа на этот вопрос так и не нашел. Тогда он продолжил:
– Последователям Марманда ведома могущественная магия. Даже высшие демоны и некроманты не в силах победить их. К несчастью, они могут творить волшебство лишь в пределах обители. Поэтому я и несу своего сына к ним.
Корделия хмыкнула.
– Не посадишь же ты парнишку на цепь, чтобы он из аббатства не выходил. Ладно, герцог. Видишь мост? Прямо за ним владения монастыря. Надеюсь, у монахов нет всяких там глупых правил, запрещающих женщинам входить на их землю.
Альдо замер. Он был изумлен так, словно на торжественном обеде у короля в лицо ему запустили творожный торт. Несколько минут герцог стоял, не двигаясь, потом с немым укором уставился на Корделию.
– Это подвесной мост, – выдавил он наконец.
– Конечно, – кивнула девушка. – Кто же будет строить в горах другой? Ущелье глубокое, прыгнешь вниз – до завтра не долетишь.
– Я не могу здесь перейти.
В голосе герцога было столько упрека, что любого человека загрызла бы совесть. К счастью, у Корделии ее не водилось.
– Не любишь высоту? – спросила она. – Бывает. Знала я одного принца, который боялся замкнутого пространства. Зря, наверное, я заперта его в сундуке – но он ведь сам хотел новых ощущений. Когда…
– Женщина!
Голос Альдо звенел, как цепь дворовой собаки,
– Рыцари Безансона не ходят по подвесным мостам. Если я хотя бы ступлю на него – честь моего рода будет запятнана навсегда. Мне останется лишь совершить ритуальное самоубийство, и завещать все мое имущество церкви.
Последняя мысль ужаснула его гораздо больше, чем первая.
– Чего? – спросила Корделия. Несколько секунд она рассматривала герцога, ожидая – не вывалится ли у того из уха мозговой червяк, слопавший остатки извилин. Потом в ее собственной голове что-то щелкнуло.
– Дело в лошадях, верно? – мрачно осведомилась аквилоика. – Конь не может идти по подвесному мосту, значит, этот путь только для плебеев.
Не держи девушка в руках корзину – непременно влепила бы Альдо затрещину.
– Так что ж ты не сказал раньше, кентавр не-долеплеииый?
Герцог попробовал посмотреть на нее сверху вниз, поднялся на носки, но все равно не получилось.
– Я не допускал и мысли о том, что ты, женщина, поведешь меня к… к…
Корделия хмыкнула.
– Ладно, – сказала она. – Я отнесу ребенка в аббатство, за ним приглядят монахи. Потом мы с тобой отправимся кружным путем, чтобы обойти ущелье.
Альдо с печалью взглянул на девушку, тщетно пытаясь измерить глубину ее глупости.
– Мой сын – будущий рыцарь Безансона, – произнес он. – Пронести его по подвесному мосту? Да лучше бросить младенца сразу в ущелье.
Сказав это, герцог сразу же прикусил язык, – испугавшись, что Корделия вполне может так поступить.
– Ладно, – вновь произнесла девушка.
Она дунула через щеку, отбрасывая с лица прядь роскошных волос.
– Тогда пусть Стефан идет в аббатство и скажет, чтобы готовились к нашему приходу. Нет возражений?
Герцог покачал головой.
– Только я могу отдавать приказы своему оруженосцу.
– Держу пари, именно это ты сейчас и сделаешь, – ласково сказала Корделия.
Альдо не мог испугаться женщины, тем более, с ребенком на руках. По крайней мере, он так думал. Поэтому следующий его поступок был продиктован, без сомнения, великой мудростью рыцаря Безансона, а вовсе не страхом.
– Беги в монастырь, кретин, – милостиво разрешил он.
Стефан перелетел через мост, словно вообще его на касался. На другой стороне ущелья он отвесил хозяину низкий поклон – который показался герцогу уж слишком глумливым – и, уже
торопясь, зашагал по тропе к монастырю.
* * *
– Ты понимаешь, как долго нам придется идти? – мрачно спросила девушка. – В детстве я мечтала, что однажды встречу прекрасного принца и он на мне женится. Но после встречи с тобой я рада, что этого не произошло.
Герцог окрысился.
– Такую, как ты, даже водонос к алтарю не поведет, – отрезал он.
Корделия собралась сразить его, быстро сочинив длинный список королей и богов, предложивших ей руку, сердце и прочие части тела.
В ее голове даже забрезжил рассказ о том, как повелитель грома и некромант – имя которому она еще не придумала – сражались из-за нее на дуэли.
Однако судьба хранила смелого и благородного герцога, избавив его от этой крайне занимательной саги.
На горной тропе показались пятеро воинов. На их доспехах сверкало изображение львиной головы, с бычьими рогами – герб Ордена Багряного Молоха.
Каждый из них держал в руках длинную булаву, с рукоятью из дерева гуатумби, и стальным наконечником с перьями – острыми ромбовидными выступами по бокам.
– Пришел просить помощи у монахов, герцог? – спросил один из ратников.
По всей видимости, он был среди них главным. На нем сверкал полный пластинчатый дос-пех, выкованный умелым кузнецом-гномом. Такие латы очень тяжелы, обычно их надевают лишь конники. Но черное колдовство делает стальной панцирь почти невесомым.
Его товарищи носили броню попроще. Впрочем, заметить разницу мог только взгляд опытного воина.
– Бог помогает лишь тем, у кого есть деньги, – продолжал командир. – А у тебя, я слышал, имение дважды перезаложено. Только и осталось, что рыцарская гордость.
Герцог постарался вернуть себе былую надменность. Но спесь потихоньку высыпалась из него во время долгого пути, подобно муке из разорванного мешка.
