Конан слышал, как мерно тикают настенные часы. По всей видимости, они висели в дальней части залы, и глаза киммерийца не могли их рассмотреть. Зрение Молоха было во сто крат острее человеческих. Он хмыкнул и произнес:
– Думаю, уже достаточно. Младенец мертв. Герцог и твоя подружка, возможно, живы – если у них хватило ума вовремя сдаться. Коли нет – у горных троллей будет сегодня пир. Сами они не убивают людей, но не могут пройти мимо свежих трупов… Убегай, варвар. Возможно, ты еще успеешь похоронить своих друзей.
Конан обнажил меч.
– Один поступок стоит тысячи слов, – усмехнулся Молох. – Ну что же. В твоем выборе есть своя логика. Умирать все равно придется – так лучше погибнуть от моих когтей. Это почетней.
Он наклонил шею.
– Прежде, чем мы начнем, скажи мне – ты когда-нибудь слышал о Мертвом Единороге? Нет? Я тоже. Скорее всего, эта тварь еще не poдилась на свет. Как знать, может, мне предстоит сразиться и с ним…
Длинное тело Молоха изогнулось, кожистые крылья, увенчанные когтями, пришли в движение. Он легко взмыл в воздух, невесомый и грациозный, как бабочка.
Конан понял, что недооценил размеры замка.
Мало кто бывал в Багряной цитадели – и еще меньше нашлось бы тех, кто смог выйти из нее. Даже доверенные члены Ордена редко переступали ее порог.
Только теперь киммериец осознал, что потолок находится неизмеримо далеко. Он уже не мог рассмотреть Молоха, бесшумно скользившего где-то над головой.
– Прости, что не убью тебя сразу, – прозвучал голос, и казалось, будто с Конаном разговаривает не крылатая тварь, а один из небесных богов. – Я давно не убивал здесь людей. Мне надо пристреляться.
Конан стоял, широко расставив ноги, крепко сжав меч – но что он мог сделать против врага, которого даже не видел?
Огненный шар обрушился на мраморные или-тй, вздымая осколки мрамора и драгоценных камней.
– Сколько хлопот с тобой, варвар, – произнес Молох. – Потом придется все ремонтировать. Кстати, я солгал…
Конан покатился по холодному полу. Острые осколки впивались в его тело, шипящие капли огня обжигали кожу. Второй шар начертил на мраморе черный уродливый круг.
– Когда ты попал сюда, я начал творить заклинание. На это потребовалось время, и мне пришлось занимать тебя светской болтовней. Теперь ты не сможешь воспользоваться Орбом Возвращения.
Волна кипящего воздуха окатила Конана. Стало нечем дышать, он скорчился, хватаясь за горло.
– Я не хочу, чтобы все решили, будто мой дом – это проходной двор, – продолжал Молох. – Полагаю, ты поймешь. Впрочем, нет – у тебя же никогда не было своего дома…
Тот, кто вступает в бой, должен быть готов к поражению. Конан никогда не думал, будто он бессмертен или непобедим. Он не хотел умирать, но знал – однажды пробьет час и для него.
Может, сегодня?
Киммериец чувствовал – еще немного, и сознание покинет его, чтобы никогда не вернуться. Нужен последний, решающий рывок – но где взять на него сил?
И вдруг, в сознании Конана вновь прозвучали слова Оракула:
– Ты можешь спасти сына герцога.
Значит, шанс есть! Провидец ни разу не ошибался. И этой мысли, бодрящей, как глоток морозного воздуха – оказалось достаточно.
Конан перекатился по полу, оказавшись под резным троном. Сверху раздался голос:
– Спрятался? Я был прав, когда назвал тебя тараканом. Но ни одна щель не спасет от очищающего огня…
Серая тень легла на мрамор – Молох снижался. Пламенный шар пронесся по мозаичным плитам. В последний момент, Конану удалось выскочить из-под гигантского кресла.
Багряный Молох низко завис над каменным полом, изредка взмахивая крыльями. Высоко подняв меч, киммериец устремился к нему.
С торжествующим смехом, тварь вновь взмыла к полотку, прячась в неясных тенях. Но кончик ее хвоста, покрытый холодной чешуей, уже был зажат в руке Конана.
Ядовитые щупальца впились в кожу, но он лишь стискивал зубы. Монстр рванулся, пытаясь стряхнуть с себя человека – и варвар, покорный его движению, полетел вниз, а потом опять устремился вверх, превратившись в живой маятник.
На мгновение он оказался перед лицом чудовища. Северянин вонзил меч в шею твари, и тут же рухнул. Несколько долгих секунд он спрашивал себя – во что превратится его тело, ударившись о каменный пол. Но Молох еще не успел взлететь слишком высоко, и боль от падения возвестила Конану, что он еще жив.
Киммериец поднялся, и в этот момент силы оставили Багряного. Его тело бессильно изогнулось в воздухе, и устремилось вниз.
Теперь он был похож на мертвую бабочку.
Конан осторожно вынул Орб Возвращения, и, встряхнув его, убедился, что магический предмет снова работает. Киммериец встряхнул его и долго смотрел, как в глубине шара вспыхивают и гаснут далекие огоньки.
* * *
– Значит, Оракул ошибся?
Корделия заботливо покачивала ребенка в корзине. Герцог Альдо, опираясь на сучковатую палку, ковылял позади.
– Не знаю, – ответил Конан. – Людям нра-вится думать, будто в их несчастьях виновны боги, демоны или чудовища, вроде Багряного Молоха. Но войны начинаются из-за нас, а не по вине колдовства. Убей одного тирана – на его месте появится другой. Но научи людей быть свободными – и ни один деспот не сможет ими помыкать. Беда в том, что человек не хочет учиться этому…
– Значит, через двадцать шесть лет юный Альдо встретит другого монстра? Дракона, виверну или циклопа – а в остальном, пророчество сбудется?
– Думаю, так и произойдет. Предсказания редко сбываются так, как мы этого ждем.
Он бросил взгляд в сторону горизонта.
– Скоро закат, Корделия, и наша работа будет выполнена.
Эти слова напомнили девушке, что ей так и не представился случай проверить кошель. Однако сделать это, держа на руках корзину, было непросто, и аквилоика решила не торопиться.
Да и какой смысл торговаться о цене, когда услуга уже оказана?
Высокий старец с длинной белой бородой стоял у горного склона, окруженный тремя монахами.
– Послушники Монлюссоиа, – пояснила девушка. – Конан. Почему у всех добрых мудрецов должна быть седая метелка на подбородке? Встретить бы хоть одного с длинными черными усами.
Киммериец ответил:
– Люди мыслят шаблонно, Корд и. Они уверены, что именно так и должен выглядеть праведник. Иначе не примут его всерьез… Доброго вам вечера, святой отец.
Аббат принял из рук девушки корзину, и Конану показалось, что ребенок был весьма недоволен такой переменой. Впрочем, младенца никто не спрашивал.
– Добро пожаловать на землю обители! – указал настоятель, когда знакомство было окон-
