— Теперь ты.
Вождь побледнел. Что именно сказал Крайт, он не знал, но смысл понял.
— Ну! — В голосе Крайта зазвучала угроза.
Вождь нерешительно посмотрел по сторонам, глянул на шамана. Шагнул вперед, с поклоном принял сердце. Откусил. Передал рядом стоящему воину. Тот тоже откусил и передал следующему. Крайт осклабился. Дело сделано. Теперь они его и душой, и телом.
* * *
Первожрец демона войны и огня Фобса, преподобный Зейенгольц, сидел в ожидании аудиенции у Императора на резной, ужасно неудобной скамье и мрачно смотрел на висящий напротив гобелен. Гобелен изображал коронацию Гирха Первого и, таким образом, запечатлел исторический момент создания Империи. Насколько помнил Зейенгольц, корону на этого, без сомнения, достойнейшего человека возложил герцог Кивский, казненный позже за измену. Этот прозаический факт, естественно, был творчески переосмыслен художником. В результате корона Гирху Первому вручалась непосредственно демонами Высшего крута, в полном составе материализовавшимися по такому случаю и с глубочайшим удовлетворением взирающими на его преисполненное благородного мужества чело. Одна рука первого Императора была простерта к демонам, а другая разила расположенные на заднем плане орды врагов, иллюстрируя, судя по безмятежному выражению лица Императора, тот самый случай, когда правая рука не ведает, что творит левая.
Перед глазами первожреца закружились черные точки — первый признак утомления, и Зейенгольц раздраженно сомкнул веки. Регенерация прошла успешно, он уже видел, но новые глаза все еще быстро уставали, порождая световые зайчики и пронзительную головную боль. Но до чего же идиотский гобелен! Эх, отдали бы ему этого горе-художника, он бы ему показал демонов…
Первожрец глубоко вздохнул и попытался успокоиться. Дался ему этот гобелен. Мало ли он за свою жизнь всякой глупости повидал! И вообще, дело совсем не в каком-то дурацком гобелене. Крайт, этот мерзавец Крайт… А какая была операция, какая задумка! Заманить федератов в ловушку, прихлопнув заодно и Крайта, его главного врага и соперника, лидера партии военных, приобретавшей в последнее время уж слишком большое влияние. Сколько сил вложено, средств! Сколько агентов пришлось сдать федератам, чтобы они поверили его человечку! И что в результате? Хотя Крайта и удалось уничтожить, но в остальном!.. Полный провал, чуть не приведший к полному разгрому Империи. Громадная брешь в обороне, ужасающие потери… Его лучшие люди! К счастью, федераты к такому повороту оказались не готовы, да и им самим тоже досталось. И тем не менее остановить их наступление и восстановить фронт стоило невероятных усилий. Правда, не ему. Что опять же только усилило военных…
— Прошу вас, Император ждет.
Зейенгольц открыл глаза и с неприязнью посмотрел на нового секретаря Императора. Пристрастия его Величества не менялись. Очередной смазливый мальчик.
Первожрец поднялся, подбираясь. Его будущее, его жизнь зависели от этой аудиенции. Что успели наговорить о нем враги? Знает ли Император о его истинной роли в произошедшем? Если бы только он мог встретиться с Императором раньше, сразу после инцидента… Но он не мог. Он лечился. Забыть об этом, забыть… Зейенгольц, склонившись в поклоне, шагнул в открытую секретарем дверь.
— А, дорогой наш жрец1 Как поживаешь? Мы слышали, не очень? Немного поджарился, а?
Император хрипло захихикал. Первожрец выпрямился, пытаясь удержать на лице улыбку. Демоны кругов, но как же это было тяжело! Воспоминания разом нахлынули на Зейенгольца, и с ними страх, животный ужас, который Зейенгольц пытался забыть, выкинуть из памяти. Его люди уже в замке, все идет хорошо, и вдруг вспышка, пронизывающий свет, и огонь, кругом огонь… Воздух горит, все горит, и он горит, горит… Бежать… Эти крики… Человеческое существо не может издавать таких звуков. Он тогда успел отскочить, ввалился, обгорелый и ослепший, в ближайший храм, а остальные… Его люди, они так там и остались. Сгорели. Проклятый Крайт!
— Ну ничего, тебе даже идет. С этой розовенькой кожей, прям младенец! Император снова хихикнул. — Мы тебе титул присвоим: будешь Зейенгольц Поджаренный! Или Младенец? Что предпочитаешь? Секретарь!
Зейенгольц, не в сил ах с правиться с собой, снова склонился в поклоне, чтобы скрыть от Императора исказившую лицо гримасу.
Вошел секретарь, встал рядом с Императором.
— Пиши. Присвоить первожрецу Зейенгольцу титул «Поджаренный». Как там велеть изволим?
— Высочайше повелеть соизволяем, — подсказал секретарь.
— Ты ж мой умница! — Император по-хозяйски полуобнял секретаря и поцеловал в щеку. — Ну как, доволен? — Император повернулся к Зейенгольцу.
Первожрец смотрел на сморщенное сероватое лицо Императора, на скатавшиеся шарики пудры и чувствовал, как каменеет лицо.
— Ладно, ладно, я пошутил. — Император томно махнул секретарю, отпуская. Не сердись. Но ведь забавно же, правда? Какой переполох этот фон Штах устроил, а? Фон Кип еле успел со своей бригадой. — Император помолчал. — Кстати, фон Штах, оказывается, жив.
Зейенголыгу вдруг стало не хватать воздуха. Первожрец зашатался и, чтобы не упасть, схватился за столешницу.
— Мне было сообщение, — продолжал Император, не замечая состояния первожреца. — Демоны не знают, где он, но он жив. Надо его найти. Колдуны, умеющие делать такие взрывы, нам пригодятся.
Зейенгольц судорожно сглотнул. Способность получать сообщения напрямую от демонов наследовалась императорами от Гирха Первого и была, пожалуй, единственной причиной, по которой Гирхиды до сих пор оставались императорами. Зейенгольц тоже почти сразу после инцидента, несмотря на слабость, пытался узнать у Фобса, что же тогда произошло, но Фобе не ответил. Что еще сообщили Императору демоны?
— Что с тобой? — Император наконец обратил внимание на Зейенгольца. — Ты что, не рад?
Первожрец взял себя в руки. Если бы Император что-то знал, голова Зейенгольца уже торчала бы на колу на площади, а то и чего-нибудь похуже. Значит, Император не знает. Надо, чтобы так и не узнал. Не допустить возвращения Крайта. Его враг жив, но это поправимо. Надо только, чтобы поиски поручили ему. А уж он найдет. Терпения ему не занимать.
— Простите, ваше Величество, я еще не до конца оправился. Но я очень рад. Крайт фон Штах — выдающийся военачальник и колдун. И мой лучший друг, к которому я всегда относился с трепетной любовью.
— Да? — Император поднял брови. — Что-то мы раньше этой любви не замечали.
— Нам приходилось ее скрывать, ваше Величество. Вы же знаете, дружба между человеком светским и жрецом не нашла бы понимания, была бы неверно истолкована.
