— Ну, так у всех. Ты естественно сказала да, и он тебя посадил на корабль, где ты провела несколько дней отлеживаясь, а потом тебя привели к Бабетоне.
— Угу.
— Так вот, теперь, если не хочешь вернуться в ад, тебе придется работать в Службе Радости. Я надеюсь, ты это уже поняла?
— Да, мне эта как ее… Бабатонь сказала, что я должна быть благодарна Мастеру и что если я не хочу вернуть…
— Ты повторяешься. Вернее повторяешь за мной… А кто тебе дал эту коробочку?
— Не знаю. Не помню. — Манада почему-то понурила голову. — Когда меня ссадили с корабля, она уже была в руках. Говорить я не могла, а когда подумала, из нее донесся мой голос.
— Ясненько. Но вернемся к Обезболивателю. Тот кристалл в руках Мастера — его частичка. Съемный модуль. В аду твоя чувствительность зашкаливает за все возможные пределы, но это каким-то образом связано с регенерацией. Ты я думаю сама знаешь, что это такое?
— Я плохо помню, что было со мной в Хоре. В Линте еще что-то, а в Хоре…
— Так ты должна была пройти сквозь Нэт-Ту! Может мы даже там с тобой встречались!
— Нэт-Ту я совсем не помню. А вот Хора…
— И как в Хоре?
— Боль, пламя, Трамонтана. Вечная боль. Ты сгораешь миллиарды раз, потом восстанавливаешься, но только ради того, чтобы сгореть снова. Ничего не может быть хуже этого.
— Ну, в Нэт-Те тоже не курорт. Вот допустим тебя когда-нибудь съедали заживо?
— Прекрати эти разговоры! Я не хочу вспоминать ад!
— Лады. — Примирительно поднял руки Жюбо. — Продолжаю по теме. Обезболиватель вещь для нас первостепенной важности. Сама понимаешь, с нашей повышенной чувствительностью нормально работать мы не сможем. А так нас делают почти полностью невосприимчивыми к раздражителям…
— А чего тогда тебя в том зале так скрутило?
— Потому что у меня полно штрафов, а значит мало премий. Лучшие сотрудники могут пользоваться Обезболивателем сколько хочешь, а штрафники только на задании. Поэтому у меня болевой порог выше. Правда, как я уже говорил, регенерация и боль как-то связаны. Так что я может и чувствительней остальных, зато у меня череп зарастет быстрее. Через пару дней.
— А если боли не чувствуешь, не регенерируешь вообще?
— Для хороших курьеров, есть возможность пользоваться Радостной Комнатой, и Очистителем.
— А это чего?
— Слушай Манадочка, давай я тебе лучше покажу, а то мы так трепаться долго будем и мне еще один штраф навесят. Нам еще к Магистру лететь.
Жюбо повернулся туда, где толпа гуще всего и двинулся, раздвигая сотни трупов. В состоянии Манады любое прикосновение может принести боль.
— Про-опустите! — говорил он, толкая в бок безрукого бандита Гарри. — А ты чего встал, не видишь, практикантку веду?
— Хороша практикантка! — кричали веселые голоса трупов.
— Ага, только рожу прикрыть!
— Я тебе сейчас самому рожу прикрою, а потом намылю! — отвечала Манада, но на нее никто не обращал внимания.
Вокруг собралось такое количество жмуриков, что Манада так и не смогла понять, куда они идут. Вроде впереди возвышалась какая-то странная конструкция и все шли к ней. По мере продвижения, пропускать их стали с большей неохотой, и напрочь отказались, когда они приблизились к громоздкой махине. В принципе не удивительно — здесь стояли те, на кого и посмотреть страшно. Тот же Клод, например. Трупы с головами в подмышке, или вообще ноги без торса. Чем он думал тоже совершенно неясно, однако спокойно подошел к хреновине…
Да вот это действительно Хреновина — с большой буквы. Потолок в зале не очень высокий и к аппарату от него вели странные блестящие шнуры. Сам агрегат напоминал смесь техники и геологии. Трубки, провода и счетчики, перемешивались кристаллами и шарами, наполненными зеленой слизью. То тут, то там вспыхивали желтые искры, а площадью аппарат, наверное, больше сотни квадратных метров. А может и все двести.
— Это Обезболиватель? — спросила Манада.
— Нет, Очиститель, — ответил Жюбо. — Тебе сначала надо харю выправить.
— У самого харя! Или даже рыло, как у порося!
— Милая моя…
— Я тебе мыло!
— Успокойся! Милая — означает хорошая.
— А почему я тебя понимаю? В смысле, почему мы говорим на одном языке?
— Ну так вместе в аду торчали, на адовом языке и разговариваем.
— Ясно…
Манада замерла в нерешительности, рассматривая странную конструкция, а Жюбо, напротив, вертел головой, выискивая знакомых.
— Клод, а на какой половине у тебя струч остался? — обратился Жюбо к левой половинке разрезанного трупа.
— На обоих, — ответила говорящая половина. — Точно по нему прошлось.
— Больно было?
— Не. Я обезболился по самые…
— Тут девушка, между прочим, — не выдержала Манада.
— Милочка, нет здесь такого понятия, как разделение на мужчин и женщин, — сказал Клод. — Потому как наши половые признаки остаются там, за гранью обезболивания.
— Правда? — округлила глаза Манада. Новость ее явно не обрадовала.
— Для Клода — правда. Он свои половые признаки еще при жизни растерял, — сказал Жюбо. Все трупы вокруг расхохотались, даже сам Клод ржал в голос. Жюбо тоже похихикал, а потом повернулся к приободрившейся Манаде. — Сейчас ты войдешь вон в ту дверь. Там из тебя выкачают весь Обезболиватель, и ты восстановишься.
— Но это ведь будет больно!
— Да, тут ничего не поделаешь, придется потерпеть. Потом я поведу тебя к Обезболивателю.
— А ты сам?
— Меня не пропустят я еще…
Из Очистителя раздались страшные вопли. Манада дернулась, язык ударил по щеке, оставив красный след.
— Что это? — спросила девушка.
— Кто-то восстановился, — ответил Жюбо.
Словно иллюстрируя его слова, из правой части Очистителя вышел совершенно здоровый мужчина. По штанам Манада поняла, что это тот, у которого отсутствовала верхняя половина тела. Теперь сверху он обнажился и осторожненько пошел сквозь толпу. Та расступилась, образовав коридор.
— Сейчас он может испытывать боль? — спросила Манада.
— Угу, — сказал Жюбо. — Правда, его из Тарон-Говы привезли, так что его чувствительность всего раз в десять больше. Счастливчик…
— А как я пойду?
— На тебя наденут шар. Вон смотри как на Клода.
Манада и не заметила, как Клод вошел в Очиститель. Он почему-то не кричал, но вышел полностью здоровый, правда, голый. Но Манада себя тут же поправила — нет, не голый. Вокруг него словно мыльный пузырь, образовалась тонкая пленочка. Шар катился, Клод шагал в нем, а толпа сформировала коридор пошире. Он двинул в том же направлении что предыдущий труп.
