Тряхнув головой, чтобы прочистить ее, он сжал руками голову Грегори и осторожно прижал к подушке, пробегая пальцами по затылку, в то время как большие пальцы оставались прижатыми к влажным вискам, мозг поддерживал контакт. Граф не сопротивлялся, его глаза были полны ужаса и обвиняли, но в них не было и тени ощущения того, что Целитель проник в его мозг. Он стал беспомощен и уязвим.
Не в силах вынести этого взгляда, Райс закрыл глаза и нежно, но настойчиво надавил пальцами, возвращая пациента в спасительное бессознательное состояние, а сам продолжал обследование. Никогда раньше он не слышал о таких вещах! Дерини не теряли своего могущества. Неужели причина тому он?
— Ты знаешь, что случилось? — ясная мысль Ивейн прорвалась сквозь его удивление и смятение.
— Пока я был очень-очень глубоко, исцеляя, я, должно быть, повредил что-то в его голове, — отозвался он, только частью своего существа отвечая на вопрос Ивейн, — Останься со мной, любовь моя. Мне нужно докопаться до причины. Это должно быть там!
Закончив контакт, он заставил себя проникнуть как можно глубже, разыскивая каналы, на которые ненароком повлиял каким-то особенным образом. Несколько минут полнейшего транса, даже Ивейн не могла следовать за его мыслями, так глубоко она не осмелилась проникнуть и следила только за тем, чтобы организм не забывал дышать, а сердце спокойно и размеренно билось.
Он опустился так глубоко, что не осознал, как нашел искомое, просто понял, что нашел, и вернул обычный ход вещей. Провел обследование, чтобы убедиться, что все действительно восстановлено, тяжело вздохнул и вынырнул на поверхность, уставший, немного озадаченный и довольный.
Когда он снял руки с головы Грегори и поднес к глазам, они тряслись. Райс позволил себе роскошь опуститься на пол рядом с кроватью и отдышаться, уронив голову на край постели.
Обойдя кровать, Ивейн стиснула его руку, гладила по щеке, старалась поймать взгляд.
— Райс, с тобой все в порядке? — требовательно спросила она и расслабилась, когда ее собственные чувства подтвердили его кивок, — Где ты был? Раньше ты никогда не забирался так глубоко.
Райс устало повел плечами и, улыбнувшись, заключил жену в объятия.
— Точно. Возможно, это наибольшая странность из тех, что я когда-либо переживал. Я все еще не понимаю, как все это вышло. Придется немного покопаться, прежде чем вытащу это на поверхность. — Помолчав, он задумчиво продолжал: — Знаешь, твой отец должен посмотреть на это. Интересно, приедет ли он сюда, если послать за ним?
— А нельзя подождать до следующего заседания Совета? — спросила Ивейн. — Он не захочет оставить Синхила даже на несколько часов.
— За пару часов с Синхилом ничего не случится, — ответил Райс. — Тавис там, а если понадобится еще Целитель, так в городе есть и другие. По-моему, нам стоит все как следует проверить, прежде чем Грегори окончательно поправится и, возможно, пожелает, скрыть случившееся. Надеюсь, твой отец поможет мне выяснить, как такое могло случиться.
— Ты прав. Если кто и сумеет разобраться, так только он. Только как ты собираешься вызвать его? Открытым текстом в послании об этом вряд ли стоит писать. Представь, что будет, если Синхил прочтет, а о гонце и говорить нечего.
— Все верно. С другой стороны…
Райс просунул руку под тунику, потянул за тонкий зеленый шелковый шнур и извлек на свет серебряный медальон размером с грецкий орех. С задумчивым видом он покрутил талисман в руках, рассеянно проводя ногтем большого пальца по выбитой надписи… Итак, что же предпринять? Наконец он крепко обнял Ивейн, встал, не пряча медальон, и подал руку жене, помогая подняться.
— Любимая, будь добра, принеси мне все для письма. Епископ Грекотский — добрая душа. Если мы попросим его, он наверняка не откажется проведать больного друга, графа Эборского. Обратимся к его долгу священника и епископа, а равно и друга… В самом конце, вместе с печатью, я добавлю короткое послание, которое сможет прочесть только адресат. Однако того предлог ему изобретать не понадобится — этого хватит, чтобы Синхил отпустил его сюда; а из тайного послания он сумеет понять, зачем в действительности нужен нам. Пока ты пойдешь за перьями и пергаментом, я прикажу гонцу седлать лошадь и готовиться в путь.
И восстанет на место его презренный, и не воздадут ему царских почестей: но он придет без шума и лестью овладеет царством.[3]
Синхил Халдейн шумно и прерывисто закашлялся, прикрывая рот платком, затем подвинул фигурку лучника на инкрустированной игральной доске и уставился на партнера, сидящего в кресле напротив. Человек, которого король знал как Элистера Келлена, улыбнулся и ответным ходом передвинул всадника. Синхил нахмурился.
— Проклятье, Эли стер, зачем ты пошел так? Ты же знаешь, там затаился карадот. Иногда я тебя совсем не понимаю.
Добродушно усмехаясь, Камбер поднял косматые брови и прикрыл рукой улыбку.
— Разумеется, я помню о логове карадота, сир. Но я также помню о силе моих лучников и всадников.
— Твоих лучников? Но я… Ого!
Некоторое время Синхил молчал, сосредоточенно изучая расположение фигур, затем схватил одного из своих лучников и двинул в контратаку.
Неторопливо, едва ли не равнодушно, Камбер протянул руку и переставил своего герцога на соседнюю клетку. А когда Синхил удивленно охнул, он поднял указательный палец.
— Сир, у вас есть единственный шанс выбраться из этой позиции. Сумеете понять, в чем дело, сможете даже выиграть. Если нет, лучше сдавайтесь.
— Что? — вспыхнул Синхил. — Да ты же не можешь… А, я вижу. — Он вздохнул. — Будь ты неладен, Элистер. И как это тебе удается так здорово разбираться во всем, что ты делаешь?!
Вместо ответа Камбер пожал плечами, а Синхил наморщил лоб и, положив подбородок на руки, принялся изучать позицию на доске, задумчиво покусывая тонкий седой ус. Ему удалось подавить новый приступ кашля, но это усилие вызвало боль, скрыть которую он не сумел.
Делая вид, будто ничего не заметил, Камбер откинулся в кресле и прикрыл глаза, вертя аметистовый перстень на правой руке. Он прекрасно сознавал, что королю не удалось провести и Джорема, который молча сидел с книгой в дальнем углу комнаты, у окна. Отсюда ему не был слышен разговор короля и епископа, зато он прекрасно видел обоих.
Джорему уже сровнялось сорок лет, однако рыцарь Ордена святого Михаила ничуть не изменился с тех давних пор. Он по-прежнему носил синюю рясу священника Ордена и белый пояс рыцаря, только теперь служил личным секретарем епископа Грекотского, своего бывшего наставника по Ордену. Эта должность была отличным прикрытием — она позволяла оставаться рядом с человеком, которого вот уже тринадцать лет считали мертвым и причислили к лику святых. Все, кроме избранных, были уверены, что Камбер мертв, пал в битве при Йомейре в 905 году, защищая своего друга Элистера Келлена от принцессы Эриеллы.
