— И почему же?
— Ты преодолела зов темной крови!
— Не я.
И я рассказала о жемчужном щите, вставшем на пути смерча.
Роберт помрачнел. Резко поднявшись, отошел к окну и с минуту молча пялился на витраж. За цветными стеклами расплывалось смутными пятнами пасмурное небо.
— Два вывода можно сделать из твоего рассказа, Лэйрин, — сказал он глухо, не поворачиваясь. — Азархарт услышал свою кровь и теперь уже не забудет, попытается взять под контроль. А ты еще слаба.
— Он уже попытался, — содрогнулась я.
— Так я и понял. Второе: надо сообщить Рамасхе и Морену, что ждать перерождения Рагара не имеет смысла.
— Почему? Ведь он вейриэн!
— Но не бог. Если до сих пор существует его духовная связь с тобой, то его дух не может освободиться от плена мертвого тела и уйти в иное Белогорье, чтобы очиститься и вернуться в плотный мир. Выходит, что увиденная тобой картинка с падением в болото — еще не все, что с ним сделали и до сих пор делают. С одной стороны, мне странно сожалеть о таком сопернике, и для меня лучше, чтобы всё так и осталось. С другой — ваша сохранившаяся близость станет еще одним препятствием на пути Айшери. А это чревато тем, что обряд айров не даст нам такого эффекта, какой необходим для противостояния Темному владыке.
— Значит, все напрасно?
— Это значит лишь то, что надо разорвать и эту слабую нить.
— Нет!
Он медленно повернулся, приподнял бровь.
— Нет?
— Нет.
— Что говорит «нет», позволь узнать. Твоя светлая кровь или темная?
Хороший вопрос. Но ответить мне было нечего.
— Надеюсь, ты понимаешь, Лэйрин, что если твой наставник сейчас в плену у темных, то после сегодняшнего происшествия Азархарт попытается использовать вашу с ним связь и устроить ловушку? Подумай над этим. И над тем, что и эта слабая связь может удерживать дух Рагара в земном плане мира и препятствовать возрождению. А чтобы ты тщательней взвешивала свои решения, я все-таки сыграю королевой. Но не шахматной. Я давно намеревался показать тебе нашу семейную реликвию, но в тот раз помешал Рагар. Идем, ты должна ее увидеть.
Рубашка и панталоны на меня уже были кем-то надеты, а вот об обуви никто не позаботился, и я пошла босиком, и лишь через пару шагов осознала, что в ступне совсем не чувствуется боли. Целенькая оказалась ступня, даже без шрама, словно и не была никогда рассечена мечом. Но удивляться уже не было сил.
Как у каждого уважающего себя государя, в покоях короля была потайная дверь. Обычные меры безопасности. Но короткий ход вел, на первый взгляд, в тупик: в глухое, совершенно пустое круглое помещение с высоким купольным сводом. Серый камень голых стен и такие же серые плиты пола напоминали остывший пепел, а мои босые ноги ощущали тонкий слой мягкой пыли.
И такая безнадежная тоска чувствовалась в мрачной пустоте, что даже два горевших у входа факела светили блекло, как больные цветы.
— Дальше тебе идти не стоит, — стремительно обернулся Роберт, нервным жестом убрал перечеркнувшую высокий лоб полуседую прядь.
Да мне и не хотелось. В таком странном месте только руки на себя и накладывать. Но этих мыслей я, разумеется, не озвучила.
— Здесь мой отец получил от деда дар «огненной крови», — король прошел к противоположной стене, и его голос стал звучать глухо, словно издалека. — Здесь же король Даниэль передал его мне. Они оба умерли тут. В официальном королевском склепе захоронены пустые гробы. Настоящая их усыпальница — здесь. Эти камни могут выдержать исход духа огненного мага, когда высвобождается стихия. Потому еще так важно, чтобы был подготовлен наследник, способный взять полную власть над стихией.
Я попятилась к порогу, подумав, что, возможно, ступаю по королевскому праху. Роберт истолковал мой испуг иначе:
— Нет, ты еще не способна. Вздумай я отпустить силу сейчас, с тобой случится вот это…
Он коснулся стены кончиками пальцев.
Камни, казалось, вздохнули. Зашевелились, как живые. Осыпалась пепельная пороша, так, впрочем, и не коснувшись пола, и я зажмурилась, едва удержавшись, чтобы не бежать в панике: показалось — в лицо летит огненный шквал. Но через миг поняла, что пламя стоит неподвижно, как огромный застывший костер.
В огне корчилось обнаженное женское тело — полуобугленное, с лопнувшими от жара, вытекшими глазами. Вспыхнувшие волосы осыпались искрами, обнажая череп, а из оголенных ребер вырывался сноп ослепительно белого света, распускавшийся лепестками, тут же таявшими в алом мареве. Языки убийственного пламени походили на огненные руки, то ли обнявшие жертву, то ли вырывающие из нее свет, будто стебель лотоса.
— Так умерла королева Лаэнриэль, — хрипло сказал Роберт, отступив в сторону.
Как только он отнял ладонь от стены, краски ужасной картины померкли, подернулись туманной серой дымкой, затем покрылись пепельной коркой, и через миг камень вновь был пуст и безвинен.
Пройдя примерно четверть окружности зала — то ли усыпальницы, то ли святилища, — король снова коснулся камня:
— А такой она была, когда мой дед Астарг впервые ее увидел.
Распахнулось золотистое небо над сияющими горными льдами, взметнулись лучистые крылья… И какой идиот говорил, что я унаследовала черты прабабушки? Ничто во мне не походило на это царственное совершенство, не годилось даже в качестве злой карикатуры.
Я замерла, ошеломленная грозной красотой королевы Лаэнриэль — контрастной, как гром в ясном небе. Нежный перламутр крыльев и черные молнии длинных кос. Белоснежный лик с легкой улыбкой розовых губ и светившие ярче алмазной короны яркие изумруды больших глаз, затененных длинными ресницами.
— Вот такой ты должна была вырасти, девочка, — вздохнул Роберт, отходя от стены. — Никогда не прощу Хелине того, что она с тобой сделала. Как не мог простить Астаргу убийства самого прекрасного существа, когда-либо жившего в этом мире. Хотя дед и сам не мог простить себе этого. Ее смерть была трагичной случайностью. Лаэнриэль оказалась рядом в миг обретения Астаргом силы «огненной крови» — а это момент полнейшего безумия мага — и не успела защититься.
— Мама говорила, что она хотела его остановить.
— Легенда горцев, — поморщился Роберт. — Никто уже не скажет, как все было на самом деле и почему королева оказалась рядом в такой неподходящий момент. Дед никогда не говорил об этом. Но он и создал этот зал и картины. А ты подумай сама, Лэйрин, могла ли королева оспорить волю Белогорья? Отнять то, что даровали сами горы? Вряд ли. И никто не мог предположить, что именно в миг смерти Лаэнриэль Астарг зачерпнет больше дозволенного. Никто, кроме, может быть, Азархарта.
Изумрудный взор Лаэнриэль погас, скрытый закаменевшим пеплом, но мне казалось, что ее полный печали и нежности взгляд теперь светит откуда-то из глубины души…
В чем был смысл «хода королевой»? — думала я, когда мы вернулись в покои Роберта, где обнаружились оставленные слугами для меня новый камзол и обувь вместо сгоревших. К моему удивлению, в кармане оказались обе шахматные фигурки, блестевшие, как новенькие.
Король наблюдал за переодеванием с недовольной гримасой: это было вопиющее нарушение придворного этикета. Но не его же величеству исполнять роль толпы камердинеров, а моих вейриэнов поблизости не наблюдалось.
— Я жду твоего решения, Лэйрин, — повелительно сказал он, когда я справилась наконец с завязками, шнурками и прочей сбруей.
Почему сердце так болезненно сжалось? А если я — одна из ниточек, которая не дает темным подчинить его дух?
— Он — мой наставник с рождения, — медленно ответила я. — Когда он был в плену у Азархарта, никакой связи с учителем не чувствовалось, я даже не подозревала о его существовании. И если бы сейчас оставшаяся между нами связь вредила его ученице или мешала ему самому, высший мастер смог бы оборвать ее.
Ноздри Роберта гневно раздулись. Ну-ну. Дракон огненный. А мне стало необыкновенно легко и спокойно, и на дне души тепло мерцали две изумрудные искры. Как хорошо принимать верные решения.
