Весь флот был парализован страхом. Сначала моряки и даже мои девушки были абсолютно равнодушны к своим обязанностям, они вяло исполняли приказы своих командиров. Один за другим происходили несчастные случаи, многие из которых заканчивались серьезными травмами, так как никто не был в состоянии сосредоточиться. Постоянно происходили ссоры из-за пустяков. Дружеские отношения подвергались серьезным испытаниям. Влюбленные расставались, даже не пытаясь найти замену друг другу.
Гэмелен, наш бедный, слепой волшебник, первым решил положить конец этой пустоте.
Однажды в сумерки Полилло, Корайс и я стояли, облокотившись о перила, не проявляя никакого интереса к невероятно красивому заходу солнца. Я была поглощена унылыми мыслями о Трис и доме, в то время как они беседовали от скуки.
– Что будет, когда мы умрем? – простонала Полилло. – Наши кости так и не будут знать, в какой земле их зароют. А что же будет с нашими душами? Неужели они затеряются так же, как и мы?
Корайс тряхнула головой, ее обычно горящие глаза были тусклы, как плохая сталь.
– Я не знаю, – сказала она. – Но я слышала, что душа не может обрести покой, если ее занесет в такое вот местечко.
За нашими спинами раздался хриплый голос Гэмелена:
– Кто тебе это сказал?
Мы повернулись, пораженные, что ему удалось так незаметно подойти к нам. Он ткнул своей палкой в направлении Корайс:
– Какой дурак научил тебя всей этой чуши?
Корайс только успела пробормотать:
– Я… Я не… а…
– Говори, женщина, – прохрипел Гэмелен. – Назови имя этого умника.
– Это был мастер Клисура, вы его должны знать. – Корайс начала приходить в себя, обретая присущую ей горячность. – У него есть тетка, которая служила прачкой у одной колдуньи. Она его практически сама вырастила – я имею в виду тетку, не ведьму, конечно. Поэтому он достаточно осведомлен в этих делах.
Лицо Гэмелена выражало отвращение.
– Прачка у ведьмы, ты говоришь? Скажи еще, служанка у паршивой суки. – Он стукнул палкой по палубе. – Меня поражает, что там, где дело касается мира духов, самые твердые и разумные люди начинают слушать кого попало. Пока слова каждой тупицы с бородавками на носу и хамскими манерами будут приниматься за мудрость – что же, все так и будет.
Он усмехнулся:
– А что, если я скажу тебе, что мой отец был продавцом рыбы у армейского бакалейщика? Это что, могло сделать меня экспертом в мечах и копьях? В этом случае ты могла бы доверить свою жизнь моим знаниям?
Корайс стояла такая же красная, как шевелюра моего брата. Она была не из тех женщин, кого можно легко сбить с толку, и мне стало даже больно при виде ее замешательства.
– Оставьте ее, мой друг, – вмешалась я. – Корайс ничего такого не имела в виду. Она просто поддерживала разговор.
Гэмелен не мог успокоиться.
– Разговор обо всем, что произошло за последнее время, – фыркнул он. – И хныканье по поводу предполагаемого будущего. Лучше бы этот монстр нас настиг. Тогда у меня хотя бы было место, где можно было бы укрыться от этого нытья.
Полилло была смущена не меньше Корайс. Она тоже совсем пала духом. Я пришла к ним на помощь.
– У вас что, кольчуги уже отполированы, а лезвия отточены?!
Они ухватились за это, как кухонные мыши за сыр, и, лепеча извинения, бросились прочь. Я повернулась к старому магу, готовясь стать единственным объектом его гнева.
Но он обратился ко мне вполне дружелюбно:
– Что же делать, Рали?
Я вздохнула.
– Что тут можно сделать? Я не навигатор и еще меньше моряк, спасибо доброй Маранонии, которая имеет достаточно здравого смысла, чтобы предоставить привилегии жить в море богам, любящим ходить мокрыми и предпочитающим старую тухлую рыбу симпатичному поджаристому телячьему филе.
Моя слабая попытка пошутить была прервана нетерпеливым стуком палки Гэмелена о палубу.
– Ты – главная в этой экспедиции, женщина. И должна говорить в надлежащем тоне.
Меня задели его слова.
– Как я могу вести их за собой, если не знаю, куда мы двигаемся? Если уж адмирал с его офицерами в полном замешательстве, как же я могу разрешить эту задачу?
Гэмелен рассмеялся.
– Ну зачем ты лжешь? У всех хороших руководителей всегда есть сундук, полный отговорок. Вот и для тебя пришло время порыться в этом сундуке. Правда в том, что у нас действительно много проблем. Но как мне это видится, все они могут подождать, пока мы не справимся с двумя самыми важными. Путь домой – наименее серьезная из последних.
– Если бы мы его знали, – вспылила я, – то мы бы и не начинали этот разговор.
– Согласен. Однако если оставляешь надежду найти выход из положения, тогда перестаешь делать необходимые попытки, и тут выхода действительно уже нет. И в этом случае мы будем обречены на прозябание среди чужаков, которые уже не раз демонстрировали свою недружелюбность. Нас либо убьют, либо сделают рабами, либо, и это касается твоих девушек, превратят в наложниц или жен.
– Я не могу с этим спорить, – сказала я. – Но не представляю, какую ложь я должна им предложить, чтобы они снова воспрянули духом. И с какой стати им верить в эту ложь? Я – солдат, а не кудесник.
Гэмелен не отвечал. Он только нетерпеливо постукивал своей проклятой палкой. Я глубоко вздохнула.
– Нет, чародей. Вам не сделать из меня то, чем я не могу быть. И не говорите, что я уже доказала, что у меня есть такие способности. И не пытайтесь очаровать меня своими дедушкиными штучками, от которых я начинаю выбалтывать свои самые сокровенные тайны. С меня достаточно, ясно?
Летучая рыба появилась на поверхности. Она пронеслась над морем с ужасающей быстротой. В том месте, откуда она начала свой полет, я увидела темную враждебную тень. Маг спросил меня, что произошло, и я рассказала ему о замечательной рыбе.
– Вот существо, – сказал Гэмелен, – способное извлечь пользу из страха. Он дал этой рыбе крылья.
Он повернулся и застучал палкой, удаляясь по палубе.
– Ну хорошо, – крикнула я ему вслед. – Я послушаю вас. Хотя бы для того, чтобы прекратить ваше ворчание, я сделаю то, о чем вы просите. Какой трюк мне придется исполнить в этот раз?
Гэмелен живо обернулся.
– Мне нужно больше, чем просто один-два трюка, моя дорогая Рали. Мы не сможем успокоить весь этот флот, только лишь покачав крючком с приманкой перед их носом. Ты должна быть готовой ловить сетями.
Это был тот самый день, когда я по-настоящему приступила к занятиям магией. На первый раз я решила смотреть на это подобающим образом, как на забаву, развлечение, и не более того. И я могу сказать, что между самым великим воскресителем и самым затрапезным факиром совсем небольшая разница. И там и тут дым и зеркала, писец. Я представляю, как вытягивается твое лицо и каким неодобрительным становится твой взгляд. Как увидишь, Гэмелен первым это отметил.
