Это был тот самый день, когда я по-настоящему приступила к занятиям магией. На первый раз я решила смотреть на это подобающим образом, как на забаву, развлечение, и не более того. И я могу сказать, что между самым великим воскресителем и самым затрапезным факиром совсем небольшая разница. И там и тут дым и зеркала, писец. Я представляю, как вытягивается твое лицо и каким неодобрительным становится твой взгляд. Как увидишь, Гэмелен первым это отметил.
Старик устроил церемонию, великолепие и торжественность которой я не могла себе и представить. Церемония началась в нужный момент, когда малейшая удача казалась, грандиозным достижением.
Сначала были долгие ежедневные занятия по основам, магии. Первое, чему я научилась, было то, что волшебство – трудная наука. Второе – хотя Гэмелен и настаивал, что у меня грандиозный прирожденный талант, у меня не было никакого энтузиазма в этом отношении. Боюсь, что я жаловалась на свою судьбу больше, чем было нужно, потому что Полилло и другие, извиняясь, удалялись при моем появлении после окончания уроков.
– Я стараюсь учить тебя всему, что умею сам, и как можно быстрее, – говорил Гэмелен. – Но похоже, нам придется пропустить правила и основы заклинаний, с которыми обычно знаком каждый начинающий. Правда, после открытий Яноша Серого Плаща многие из этих вещей незаслуженно считаются в лучшем случае старомодными и необязательными, а в худшем – даже вредными.
Мы сидели в тесной каюте, разбирая детали подготовки к церемонии. Мне было приказано заставить кухонного демона Гэмелена работать – смешивать порошки, шить волшебную одежду, молоть кусочки зеркал для специальных заклинаний, которые Гэмелен нашел в толстой старой книге с удивительной черной обложкой, теплой при прикосновении, как живое существо. Это была, конечно, необычная книга. Открываешь ее, и у тебя перед глазами вихрем несутся краски, буквы и фразы. Этот разноцветный водоворот только и ждет, когда ты перевернешь лист, чтобы тут же ринуться туда. Когда ты произносишь слово, они быстро составляют какую-нибудь форму, указывающую на то, что ты ищешь. Скажи «демон», и страницы бешено зашелестят сначала в одном направлении, затем в другом, и маленькие зеленые существа, несущие в руках нечто похожее на миниатюрные огненные бусинки, станут выпрыгивать оттуда, пытаясь своим писком привлечь твое внимание.
– Взгляни сюда, здесь ты найдешь все, что нужно для разжигания страсти в твоей возлюбленной, о повелительница, – повизгивал один.
Или:
– Наложение проклятия на врагов – наша специальность, хозяйка!
Или даже:
– Гарантируем обыск со взломом у твоего возлюбленного.
Когда ты наконец выбираешь интересующий тебя пункт, осчастливленный тобой продавец с рычанием разгоняет коллег, а затем медленно переползает на нужную тебе страницу. Он приподнимает горящие бусины вверх, и ты видишь разбегающиеся по всей поверхности буквы, похожие на муравьев, испугавшихся начинающейся грозы. По его писклявым приказаниям они занимают необходимые места и открывают тебе свои тайны. Прикажи: «Говори!», и они даже начнут называть себя вслух.
Когда Гэмелен напомнил мне о Сером Плаще, я пыталась в десятый раз по указаниям книги вытянуть нить из пустоты. Это делается следующим образом. Смотри, писец. Сначала я вот так сгибаю свои пальцы. Затем делаю движение, как будто завязываю узел. Затем я толкаю всеми пальцами, вот так, и… Видишь – нить. Яркая красная нить. Вот еще. Возьми конец и тяни. Тяни, тяни еще. Извини, я знаю, что ты не можешь и писать, и тянуть нить одновременно. Но ты видишь, как это просто на первый взгляд. Там еще по меньшей мере целая миля этой нити, в том месте, откуда я ее тяну. Так что тебе придется потратить немало времени, прежде чем дойдешь до ее конца. Но даже такой простой трюк плохо удается поначалу. Так что я еле-еле шарила рукой тогда, вынимая откуда-то только спутавшуюся дешевую бечеву. Так как у меня все плохо получалось на тот момент, я решила попробовать прием ленивого студента – перевести разговор на предмет, трогающий сердце учителя, и таким образом сделать часовой перерыв.
– Как вы знаете, – сказала я, – я не отношусь к тем, кто восхищается Яношем. Он предал моего брата после всего, что их связывало, и чуть не убил его. Но Амальрик заявлял, что магические таинства, которые Янош завещал нам, превосходят его ошибки и что Орисса обязана воздать ему должное в день его смерти.
– Ту же точку зрения поддерживали мои коллеги-воскресители, – ответил старый волшебник, но его слова звучали горько.
Заинтересованная разговором, я забыла, что это было всего лишь трюком – ленивой беседой для бездельничания.
– Вы не разделяете их мнения? – настаивала я.
– Конечно, разделяю, – ответил он. – Дар Серого Плаща не имел равных в истории. Пожалуй, только приручение огня можно сравнить с ним. От Яноша мы узнали, что магия работает по определенным законам. И с этим знанием мы можем почти все, если есть время и возможность поэкспериментировать.
– Я слышу хвалебные речи, мой друг, – сказала я. – Но чувствую, что вы в действительности так не думаете.
– О нет, – сказал Гэмелен, – я думаю именно так. Если тебе кажется что-то другое, то ты ошибаешься.
Я промолчала. Наконец он вздохнул:
– Что ж, в минуты слабости, особенно с тех пор, как я потерял свою силу, я ненавижу Яноша Серого Плаща за то, что он сделал для всех. Но это только зависть. Когда я был молод и отказывался от жизни, для которой был рожден, и женщины, которую любил, я думал, что таким образом предназначение будет достигнуто, но этого не произошло. Для меня было определено, что я должен стать самым великим воскресителем в истории Ориссы.
– Ты уже им стал, – сказала я.
– Да, – ответил он. – После Яноша Серого Плаща. Но расстояние между его достижениями и моими такое же огромное, как водная пустыня, в которой мы сейчас пребываем. Я – несмышленое дитя по сравнению с Яношем.
– Перестаньте, – сказала я. – Всем известна ваша сила. Без вас мы никогда бы не победили архонтов.
– Даже если бы это было правдой, – сказал он, – все равно это не имеет значения. Видишь ли, до Серого Плаща мы практиковали магию такой, какой она была с первого дня, когда еще огонь был новостью. Случайно удавшись, заклинания запоминались и передавались из поколения в поколение. Когда была изобретена письменность, они стали записываться в книги, как вот эта. Никто никогда не задавался вопросом «почему это работает?». Мы считали, что результаты получаются из-за вмешательства богов, и это считалось достаточным ответом. Знание не может появиться там, где нет вопросов. Теперь я это знаю. Но прежде не знал. Все, что делалось тогда, было модификациями старых трюков. Сила ограничивалась врожденными способностями, которые у меня были очень большими – по крайней мере, больше, чем у кого-либо другого, кого я знал.
