Город умирал. Шаги отдавались эхом. Падала черепица с крыш. Слышался нарастающий шум, словно быстрая приливная волна накатывала на пологий берег.
Трещина побежала по стене дома и стена стала падать. На противоположном доме тоже появилась трещина. Падающая тень заставила Конана отскочить. Он нечаянно толкнул Серзака и услышал о себе много лестного. Мостовая улицы, как прежде мостовая двора перед дворцом, стала подобна поверхности моря, а в следующий момент вздыбилась, как будто море раздвинула гигантская всплывающая рыба.
Конан посадил Серзака себе на шею и помчался по улицам с быстротой и ловкостью обезьяньего бога. Некоторые дома уже были разрушены и ноги Конана ступали по грудам обломков, из-под которых иногда торчали части человеческих тел.
Облачная Обитель все еще возвышалась над городом. Врата были закрыты. Конан бросился вдоль городской стены, по боковой улочке с низкими домами, большинство из которых уже превратилось в развалины.
Серая громада дворца проваливалась в землю. Земля словно стала мягкой как глина и втягивала в себя то, что когда-то вышло из нее — камни, животных и людей. По обломкам отчаянно прыгали крысы, но темных провалов появлялось все больше и больше, и крысы одна за другой падали в них. Самая высокая башня дворца скрылась и в том месте, где он находился возникло что-то вроде водоворота. На миг, когда Конан балансировал на качающейся плите, ему почудилось, что это — рот земли, он будто заметил над ним глаза, но потом провал стал больше. Город падал в него все быстрее.
Башни Облачной Обители покачнулись. На Конана снова скользнула падающая тень. Он оглянулся, не совсем ловко развернувшись, потерял равновесие и полетел оземь. Серзак соскочил с него.
— Кром справедливый! — воскликнул Конан, заметив, что внешняя стена города заваливается в их сторону.
Серзак дернул его за плащ, но киммериец уже и без того, полностью осознал опасность. Он сделал единственное, что мог — прыгнул из положения ниц, пользуясь всеми четырьмя конечностями.
На излете он задел Серзака и они вместе покатились по груде обломков, оставшейся на месте дома. Груда от толчка стронулась и поехала вниз. Подвал у дома был весьма велик. Конан первым достиг дна подвала. Городская стена обрушилась на груду и на людей повалились обломки. Не очень большие. Ранения оказались незначительными. Ухо Серзака выглядело плачевно, из него рекой лилась кровь, но ее удалось быстро остановить.
Земля под подвалом раскачивалась.
— Такое впечатление, что мы пьяны! — заявил Серзак. — Меня качает, как травинку на ветру! Кажется, у меня сейчас будет приступ морской болезни.
Конан полез вверх. Серзак не отставал от него. Они взобрались на остатки городской стены и увидели равнину за ней. Мир вне города ничуть не изменился. Волновались травы, тянувшиеся до самого леса на низких холмах. Шумели низкие деревья и кусты. Блестели ледники на вершинах гор.
— Ничего не изменилось, — заметил Серзак.
Большой обломок плиты, на котором стоял сказитель, внезапно с треском раскололся. Серзак закричал, болтая ногами в воздухе, и успел изрядно сорвать голос, прежде чем понял, что никуда не падает. Конан держал его за капюшон.
— Я не мог позволить тебе скрыться с драгоценными бутылями, — заявил киммериец.
— Значит, ты все-таки поверил мне! — воскликнул Серзак. — Поверь мне еще раз — я знаю, где выгоднее всего сбыть наш товар. Правда, мы обязательно должны оставить немного элексира себе… Ну, хотя бы для того, чтобы скрасить мою старость невинными утехами. Утолить голод, гнетущий мою немощную плоть…
Они сошли на равнину. Она не раскачивалась, никуда не ехала, вела себя прилично и спокойно, что после городского безумства было непривычно. Серзак ощутил острый приступ морской болезни и был вынужден скрыться в невысоком кустарнике. Конан обернулся к городу. Он находился уже ниже уровня равнины, от него ничего не осталось, кроме стремительно движущихся по кругу мелких обломков, центр впадины располагался на месте дворца. То тут, то там вздымались фонтаны песка и щебня. Город проваливался в преисподнюю, откуда тысячу лет назад его извлекла безумная прихоть и воля Горкана и куда он теперь закономерно возвращался.
Когда вернулся из кустов Серзак, города Хорто больше не существовало. Круг серого песка торчал посреди зеленой равнины словно плешь на голове женщины. По песку уже шастали скарабеи и ящерицы, которые с любопытством осваивали новую территорию.
Среди публичных девок Абрира, города, лежащего на большой реке, впадающей в Серендибские заливы, долгие годы бытовала легенда о седобородом старце с сухой как у мумии кожей, обладавшем невероятной мужской силой, который мог ночи напролет, не смыкая глаз, развлекаться с каким угодно количеством женщин. Казалось всю свою долгую жизнь он только и делал, что копил в себе страсть, и лишь теперь решил излить все, что было сохранено. Словно полноводная река, старец отдавал себя, ничего не жалея. Женщины Абрира платили ему страстью и неистовыми ласками. Его сопровождал огромный северный варвар из Киммерии. У него были длинные, черные, как вороново крыло, волосы и глаза словно изумруды чистой воды. Меч варвара не раз спасал старцу жизнь и отнимал жизни у не в меру ретивых блюстителей нравственности и у поборников чистоты чужих кошельков.
Целый месяц старец провел без сна в объятиях лучших женщин, но с каждым днем становился все менее и менее щедрым. Лицо с седыми бровями приобретало все более и более скучающее выражение. Глаза, пылавшие поначалу, как два факела, погасли. Говорили, что по прошествии месяца, он умер, иссякнув, словно опорожненный бурдюк, но говорят так же, что он уехал на восток, в сторону великой морской пустыни, туда, где вечно восходит солнце.
