— В таком случае, вот готовое зелье. Осталось лишь добавить в него ваше воспоминание. Тогда, вдыхая запах этого состава, вы будете чувствовать то же, что и в тот момент.
Он открыл флакон и протянул его Лили.
— Я не умею работать с мыслями, сэр, — огорченно покачала головой Лили.
— Да, я знаю. К сожалению, этому я не успел вас научить. Предполагалось, что мы займемся этим в мае, но… В общем, если вы не возражаете, я сделаю это сам, — Снейп достал волшебную палочку и вопросительно посмотрел на Лили.
— Что мне нужно делать? — спросила она, тоже вынимая из кармана мантии палочку.
— Ничего, — ответил профессор. — Палочка вам не понадобится, просто вспомните этот момент.
— Но я уже не помню всех подробностей… — Лили растерянно смотрела на Снейпа.
— Ваша память хранит гораздо больше, чем вы предполагаете, Лили. Просто обозначьте этот вечер в ваших мыслях.
Он поднес к её виску свою палочку и медленно отвел её в сторону. За палочкой потянулась словно серебристая полоска тумана, которую профессор аккуратно опустил во флакон. Плотно закрыв крышку, он несколько раз встряхнул зелье и отдал его Лили.
— Возьмите. Только помните, что этот состав еще очень несовершенен, и он будет со временем выдыхаться. Когда зелье потеряет свою силу, вы сможете вынуть из него свое воспоминание и вернуть его себе. Думаю, к тому моменту вы уже будете уметь делать это, — Снейп опять помолчал, а потом закончил: — Вот и все, что я хотел отдать вам на прощание.
— Профессор, — сдавленно сказала Лили. — Я должна сказать вам… прежде, чем уеду… Я тогда наговорила глупостей. Ваше доверие много значило для меня. Простите меня, пожалуйста…
Она виновато смотрела на Снейпа, и ему даже показалось, что на глазах у нее блеснули слезы.
— Не переживайте об этом так сильно, Лили, — попытался успокоить её Снейп. — Я тоже вел себя не лучшим образом… Давайте постараемся об этом забыть, — сказал он, хотя сам был уверен, что никогда не забудет того, что произошло между ними.
«Но ей не нужно плакать из‑за этого, — подумал он. — Боль — это мой удел». Снейп понял, что должен прервать прощание, иначе совсем перестанет владеть ситуацией.
— Идите, мисс Поттер, — сказал он, коротко сжав её руку. — Скоро прощальный ужин, а мне тут надо еще сделать кое‑что… Я рад, что имел возможность учить вас.
Лили встала и, попрощавшись, пошла к двери. Вид у нее был печальный. На пороге она остановилась и обернулась.
— Сэр… Если во время дальнейшей учебы у меня возникнут какие‑то вопросы… вы позволите мне написать вам и спросить вашего совета?
Профессор посмотрел на Лили и впервые за много дней попытался улыбнуться.
— Конечно, пишите. Я всегда постараюсь помочь вам.
После того как Лили вышла, Снейп долго неподвижно сидел за столом, подперев голову руками. Какое‑то время он смотрел на дверь, и ему казалось, что сейчас она откроется, и Лили вернется. Зачем ей было возвращаться и что он хотел от нее услышать, он и сам толком не знал, просто никак не мог смириться с мыслью, что это был их последний разговор. Поэтому когда дверь действительно открылась и в кабинет вошла профессор МакГонагалл, Снейп даже вздрогнул.
— Северус, с вами все в порядке? — озабоченно спросила МакГонагалл, глядя на него.
— Да, Минерва, все хорошо… Просто не выспался.
МакГонагалл скептически поджала губы:
— В таком случае, пойдемте вниз. Все уже собрались в Большом зале, ждут только вас. Надеюсь, вы не забыли, что должны произнести традиционную прощальную речь.
Эти речи… Снейп их терпеть не мог. Из всех обязанностей, которые накладывало положение директора, эта была единственной, угнетавшей его. Он всегда считал, что торжественная речь должна быть значимой и соответствующей случаю, и заранее думал над содержанием каждой, завидуя Дамблдору, способному любую чепуху преподнести как изящный экспромт. Теперь же Снейп был в таком расположении духа, которое как нельзя меньше соответствовало публичным выступлениям.
— Минерва, мы с вами много лет работаем вместе, и я старался никогда не обременять вас никакими личными просьбами, — сказал он, вставая из‑за стола и подходя к ней. — Но сейчас я прошу вас об одном одолжении. Пожалуйста, скажите эту речь вместо меня.
— Но это право и обязанность директора, Северус! Такова традиция! — возмутилась МакГонагалл.
— Только сегодня. Пожалуйста, окажите мне эту услугу. Я просто не в состоянии, — сказал он, утратив свой обычный надменный вид и умоляюще посмотрев на нее.
— Хорошо, но только сегодня, — строго сказала МакГонагалл, и Снейп невольно вспомнил все свои неудачи на её уроках трансфигурации.
— Спасибо, мэм, — с невеселой усмешкой поблагодарил он.
Когда МакГонагалл ушла, директор подошел к окну, уперся лбом в оконное стекло и долго смотрел на кружащих над Запретным лесом фестралов. Потом фестралы опустились на свои излюбленные места ночлега и пропали из виду. Солнце тоже село в озеро, и за окном совсем стемнело, а Снейп все стоял, ни о чем не думая и позволив боли свободно проходить через него. Свечи в кабинете он не зажигал, и лишь тусклый свет догорающего камина освещал застывшую фигуру директора.
Наконец за его спиной раздалось тихое покашливание, и он услышал голос Дамблдора.
— Северус, Северус… Ты ведь знал, что так будет…
— Да, — безучастно ответил Снейп, — только не говорите, что вы меня предупреждали.
— Не буду, — вздохнул Дамблдор. — Мы с тобой оба знаем, что некоторые вещи происходят с нами помимо нашего желания и вопреки голосу разума. Но она всего лишь юная девушка и ведет себя так, как это свойственно юным девушкам.
— Да, — снова сказал Снейп, и голос его стал совсем мертвым. — А я — всего лишь директор школы…
— Подумай о том, как тебе повезло, Северус! — продолжал увещевать его Дамблдор. — Ты дважды в жизни испытал чувство, которое мне, например, не довелось испытать ни разу. Посмотри на происходящее с этой точи зрения. Вспомни, как много ты сделал для нее, сколькому смог её научить! Она никогда не забудет тебя. Я понимаю, тебе хочется большего…
— Нет, Дамблдор, вы не понимаете… — прервал его Снейп. — Вы всегда считали, что любовь — это прекрасное чувство, приносящее в нашу жизнь свет и добро. И совершенно не желали признавать, что любовь может быть очень жестокой и причинять боль не меньшую, а порой и большую, чем ненависть.
— Боль пройдет, Северус.
— Нет, не пройдет! — Снейп резко повернулся к Дамблдору и посмотрел на него с безумной смесью гнева, страдания и упрямства на лице. — Она так и будет сидеть во мне, со временем лишь въедаясь всё глубже и глубже. Я слишком хорошо знаю это! Вся моя жизнь — сплошные обломки нелепых надежд, а я, глупец, до сих пор не смог понять, что обречен всегда терпеть поражение.
