Этот Урт застал их не в поле. Крэйн с Тигиром стояли в широкой щели между двумя склетами, наблюдая за узкой улицей, неподвижной и прямой, залитой холодным синеватым свечением. Людей видно не было, лишь поодаль, привалившись кривыми крепкими спинами к хитину ограды замерли трое загонщиков. Глаза их, в которых отразилась холодная неподвижность впавшего в сон города, были безразличны и пусты, они не выпускали на поверхность чувств напротив, вбирали в себя все, как огромные черные дыры, Крэйн чувствовал затылком эти рыбьи взгляды, но не поворачивался.
Он смотрел не отрываясь на один из склетов на противоположной стороне улицы. Самый обычный склет, мало чем отличающийся от других старых хлипких строений в этой части города.
— Долго… — беззвучно выдохнул прислонившийся к стене неподалеку Тигир. — Если я замерзну окончательно, это обойдется в лишний десяток сер.
— Пока надо получить причитающиеся, — отозвался Крэйн, не отрываясь от склета.
— Получим…
— Кажется, ты единственный, кто в это верит.
— Дайрон знает меня не одну тысячу Эно. Это не тот человек, ради которого вернулись бы Ушедшие, но слово свое он держит. Деньги и вера, парень, это два лезвия одного эскерта — они не могут существовать раздельно. Если ты имеешь дело с деньгами, тебе придется очень быстро учиться верить другим и, напротив, делать все, чтобы поверили тебе. На этом все держится.
— Действительно, стоящий пример доверия… — усмехнулся Крэйн. — Что в таком случае мы тут делаем?
— Иногда доверия бывает мало, — тонко улыбнулся в ответ Тигир. — Не я звал вас за собой, верно?
— Доверия должно быть в меру, — ровно пробасил кто-то от стены, разминая затекшую спину. — Ты лихой командир, но деньги будут подороже твоего слова…
— Я тебя хоть раз обманывал, Теол? — обернулся Тигир.
Загонщик качнул головой.
— Ни разу.
— А теперь, значит, после того как мы с тобой весь сезон рисковали шеями, я могу взять всю выручку и исчезнуть вместе с ней?
— Сезон закончился, Тигир.
— Но начнется следующий. Когда карки вернутся, я снова поведу вас в загон. Бросать хорошо сработавшуюся опытную команду смысла нет.
— Когда вернутся — тогда и поведешь, — не стал спорить тот. — А пока не худо бы увидеть свои гроши за этот сезон.
— Все-таки думаешь, что я вас обману?
— Отчего же… Мы тебе верим, правда, ребят?.. — Ребята подтвердили эти слова глухим ворчанием. — Однако ль деньги не мои или, вот, не Ритина или Хаола, деньги всехние, верно?
— Всеобщие, — тихо поправил Крэйн, по-прежнему не оборачиваясь на разговор за спиной.
— Благодарствую… Значится, всеобщие деньги-то. Ну так нам интереса нет, если с ними чего приключится. Сотня и половина сер, гроши не маленькие, а люд сейчас опасный, особливо под Урт, места тихие… Мы уж приглянем, чтоб без непорядка. А то вдруг шеерез какой позарится или…
— Ценю, — криво улыбнулся Тигир, незаметно подмигивая Крэйну. — Ценю, что вы беспокоитесь за мою жизнь.
— Твоя-то шея в безопасности, — сказал Крэйн. — Если ты доверяешь своему приятелю и хочешь, чтоб остальные доверяли тебе также, отчего ж сам не пошел?.. Зачем деньги получать велел Таспину?
— Зачем, зачем… Молодости в вас много, ребята, все в голове играет… Не один Дайрон знает о том, что должен нам полторы сотни. Его дружина — это тоже лишние рты и уши, а полторы сотни это хороший куш даже для тех, кто таскает на спине эскерт, верно? Я уже не говорю про вас, оборванцы. Вы своими хмельными языками уже по всему Трису разнесли, что наниматель будет выдавать задолженное именно в этот Урт.
— Боишься, что на посыльника нападут?
— Не боюсь. Просто не исключаю. Своя шея — на то и своя, чтоб лишний раз не засовывать ее куда не надо. Вот вернется наш гонец со звенящим мешком — тогда можно будет считать, что все вы честны и не думаете умыкнуть чего сговорившись.
— Вера, — саркастично качнул головой Крэйн. — Понимаю.
— Вера не отменяет осторожности, парень. И не пытайся измерять верой все, молод ты еще.
Некоторое время все молчали, каждый смотрел на склет. Рассвет был уже близко, серое небо на горизонте принесло с собой пронизывающий холод, загонщики, прижавшись друг к другу, поводили плечами и тихо ругались.
— Тигир.
— Что?
— А почему Дайрон не сказал явиться в тор-склет за деньгами? Там есть и охрана и… Почему именно здесь, на задворках города, да еще и в Урт?
— Тут и гадать не надо. Дайрон явно не хочет, чтоб о его сговоре с загонщиками знал шэд или кто-то из его окружения. Кто хочет платить лишнюю подать?.. Ты, верно, заметил, что за весь сезон цены на карков не упали?
— Он не торопится их продавать. Обычный ход для ловкого торговца.
— Он продает их в другом городе. — Тигир щелкнул пальцами. — В Себере или в Алдионе. Парень, ты наивен как последний ребенок. Наш наниматель вовсе не жаждет делиться доброй выручкой со своим высокородным братцем, а шэд Трис, в свою очередь, вряд ли будет в восторге, если узнает, что за его спиной идут потоком большие деньги, причем ни ручейка из них не попадает в казну города. Вот отчего вся эта подземная возня, брат. Отчего, думаешь, я лично ходил по улицам и приглядывался к каждому, вместо того чтобы объявить на весь город о приеме загонщиков и сидеть попивать фасх? Да все оттого же. Дайрону не нужен шум, ему нужны деньги.
— И нам нужны, — подал голос кто-то из загонщиков.
— Верно, ребята. Нам тоже. Поэтому каждый из нас получит свое. А на счет Дайрона можешь не бояться, Крэйн, ему не с руки терять хорошую команду, он думает заработать на ней еще в следующий сезон. Кроме того, он все-таки не дурак, хоть и родич шэда, он разумеет, что у нас есть оружие поопаснее тех трухлявых кейров, которые он выделил. Стоит ему обдурить нас хоть на сер — и на следующий Эно полный гнева шэд Трис призовет его для ответа.
— Шэд не станет наказывать своего близкого родича, какой бы ни была вина. А вот нас после этого его дружина точно скормит ывар.
— Однако лишние беды не нужны и ему, носи он хоть трижды по три эскерта и касс с гербом. А зная нрав нашего шэда, можно сказать, что беда будет не из простых.
— Настолько зол?
— Зол вряд ли, скорее… — Тигир неопределенно пошевелил пальцами. — Голова у него уже не та, что в молодости. Чудит шэд.
Крэйн собирался спросить, в чем именно выражается странность шэда, но, прежде чем он успел открыть рот, дверь склета отворилась. Забыв про него, все уставились на нее.
Длинный скрип старых сухих петель из хитина казался неприятным, как режущая нервы тупая деревянная пила. В склете было едва светло, темноту разгоняли два или три вига, поэтому вышедшую на улицу фигуру разглядеть было сложно. Одно было видно — двигается она резко, отрывисто и в то же время медленно, словно человек с трудом отдавал себе отчет в своих действиях.
